Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















Голоса





Сколько раз в жизни своей смотрел я на морское пространство - и с берега, и с палуб военных и рыбацких судов, - а все не устаю любоваться этим вечным, неустанным движением волн, этой призрачной дымкой над горизонтом, этим изменчивым цветом воды... Море и покой - что еще нужно человеку? Вот так бы сидеть на берегу, прямо на песке, еще чуть влажном от дождей, слушать крики чаек, щуриться от солнца и воспринимать жизнь свою, как немыслимо щедрый подарок... И действительно – подарок. Мне дан месяц тишины и одиночества. В маленьком городке, спрятавшемся на косе между морем и озерами на севере Германии, в городке художников… Тишину нарушают лишь крики чаек и корабли, призывно гудящие вдалеке…
Отсюда, с берега, их почти не видно, они вязнут в полосе тумана, лишь взблеснёт иногда на фоне моря солнечный зайчик, это луч наткнулся на корабельный иллюминатор. И вдруг отзовется кораблям наутофон маяка. Это окликает меня моё прошлое, и я с тоской осознаю, что никогда уже не выйду в океан, не буду стоять на качающейся палубе среди людей, для которых море стало постоянной обителью. Их ждут новые гавани и порты. И каждый порт, как цветная почтовая открытка, радует глаз и таит в себе все новые и новые сообщения. Сколько таких открыток я не успел получить!
Мерно плещет море, чайки задумчиво смотрят на пустынный берег, склонив клювы. Замолкают вдали корабельные гудки, – и наступает безмолвие. И тогда голоса звучат во мне, голоса, оборванные морем, голоса, просящие о спасении…
Я долго лежу и не могу заснуть. Открываю наугад томик Бобровского и читаю пронзительные строки поэта:
Те, кто зароют меня
под кронами,
услышат:
Он говорит с песком,
Забившем ему рот, -
И заговорит песок, и будет
Камень кричать…
Бессмертье. Наивная мечта. Бессмертны только слова. Это как у Зингера – в одном из рассказов бывшее обезлюдевшее местечко, все обитатели давно стали лагерным дымом. И вдруг на чердаке человек, пытающийся найти следы своих предков, обнаруживает книги, пожелтевшие листки с витиеватыми буковками, и складываются летящие слова, слова оживают, слова остались. Зингер умел оживлять слова. Он понимал слово, также как это умел делать Бобровский. Наверняка, они не знали о существовании друг друга. Зингер – в Варшаве на своей Крахмольной улице, Бобровский в Тильзите…
Воспетая Бобровским, бывшая Пруссия, край озер, лесов и песчаных берегов. Он лелеял ее, но сумел полюбить и места, где я родился. Пустошка, Опочка, Псков, Ильмень – названия его военных стихов – он там воевал в войсках вермахта, он видел мой город в огне. Сердце его тосковало от боли. Природа вечна и ни в чем не виновата. Всё так похоже, и все же – у каждого своя родина. Теперь я на его родине… В городе, который стерла с лица земли английская авиация. Бобровский в ту августовскую ночь был далеко – в России. Он стал свидетелем уничтожения моего города и гибели моих земляков. Он не видел того, как расплатились за пожары и выстрелы в затылок его начальники, а я восьмилетний стоял на колхозной площади в тот день, когда вешали коменданта города подполковника Фон Засса и его сподручных. Один из офицеров обмочился от страха, это я запомнил. И еще тот свой страх, который охватил меня, когда поздним вечером мы с отцом на телеге проезжали мимо этой площади, и я увидел замерзшие тела, раскачиваемые ветром. Война так и не отступила от Бобровского. В Берлине он тосковал по своей покинутой родине. Он помог и мне полюбить край, где волею судьбы прошла вся моя жизнь. Край песчаных дюн и голубых озер…
Ночью в свете луны озера, видимые с моей веранды, кажутся желтой переливающейся полосой, превращаются в поля зрелой пшеницы. На небе причудливая ткань облаков, словно кто-то вышивал макраме, стягивая пушистые узлы. И непрерывна мелодия, которую выводят лягушки, накликая дождь. Мелкие первые капли уже стучат по дощатому полу веранды. Теплый дождь ускоряет цветенье. Из окна моей спальни я все время видел корявые ветви дерева, мне казалось, что оно давно высохло, и просто никто не хочет его срубить, потому что причудливые переплетения ветвей рождают абстрактные фигуры, наподобие той, что стоит в садике у нашего дома – изломанные прутья металла, окрашенные в малиновый и черный цвета. Вот и дерево здесь в роли скульптуры. И вдруг сегодня утром смотрю в окно и – о чудо! – на голых ветвях множество белых цветов. Да это же яблоня! Дерево ожило, и на ветвях проклюнулись мелкие листочки. Те, кто приедут сюда осенью, увидят красные плоды, услышат по ночам глухие стуки. Это будут падать яблоки. И чью-то мысль озарят они пусть не ньютоновским открытием, а новым сочетанием слов. Слова, рожденные падением яблок, лягут в строку. И тот, кто ее запишет, закроет глаза – и увидит, как цветет яблоня. Мне же не надо закрывать глаза – белые цветы заполняют всё окно.
Каждое утро я смотрю на них, и каждое утро я иду на свидание с морем. Оно совсем рядом, стоит перейти дорогу, подняться по деревянной лестнице и пройти с десяток метров по песку. Море никогда не надоедает, оно все время разное, оно меняет цвет, заливаемое солнцем, и хмурится, когда солнце скрывают облака. Оно без умолка поет свою песню, его рокот, его шум подчинены невидимому дирижеру. Оно стремится захватить берег, и после приливов полоса песка суживается, песок становится темным, впитав воду, и ты идешь по мокрой полосе, и ноги не проваливаются в песок, идти так легко, словно и нет земного притяжения. Хорошо пробежать вдоль кромки воды, и тогда шум волн заменяет аплодисменты стадиона. Прибой приветствует тебя. Ты ещё все можешь, ты можешь рвануться к финишу и обогнать свою тень. Ты можешь бежать бесконечно, пока не свалишься на уже согретый солнцем песок. И тогда, закрыв глаза, лежать и слушать песни моря. Ты уже никогда не выйдешь в его просторы, ты уже никогда не оторвешься от берега. Свои рейсы ты давно отходил…
И море понимает это, оно посылает тебе далекие видения – дрожащие белые пятнышки на горизонте – корабли, проходящие мимо. Там, на палубах кораблей, завидуют тебе, если они навели бинокли на пляж, то видят твое умиротворенное лицо и говорят: живут же люди. А скорее всего в бинокль они смотрят не на тебя, а выискивают загорающих женщин, ещё прохладно – и поиски не всегда удачны. Им нужно было проплыть здесь попозже, после полудня, Но ничего, не все потеряно – впереди столько пляжей, столько берегов… На всех этих берегах полно курортов и так чисто на песчаных пляжах, будто их никто не посещает.
Я ухожу по песчаному берегу вдаль, туда, где совершенно нет никого. Лежу на песке и смотрю на море. Что хранит память волн, что сохранила эта вода, кого омывает она в кубриках затонувших кораблей? В ней растворились женщины, которых полицаи сталкивали на тонкий лед у Пальмникена, предсмертные крики давно слились со вздохами моря…Сколько тайн ведает шум волн. Но нам не дано понять язык моря. Возможно, у меня уже никогда не будет столь длительного общения с ним. Не могу слышать ничьи голоса, я не в силах помочь им, во мне только море – его рокот, его плеск, его учащенное дыхание. Ветер с моря остужает разогретое солнцем тело, свежий ветер, пропахший водорослями и сливающийся с дыханием воды…
















Категория: Рассказы Автор: Олег Глушкин нравится 0   Дата: 25:02:2013


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru