Нет, деревня неистребима в смысле наличия смешных историй. Особенно часто это случается с женщинами. Потому как на любое событие у них одна реакция… это – сполох. Вначале напугаются до смерти, панику такую разведут, что того гляди уже конец света. В набат ударят. Деревню переполошат. Народ бежит, как оглашенный. Шум, тарарам…. Прибегут мужики… начнут разбираться, а дело и выеденного яйца не стоит. Потом охи, ахи… взаимные обвинения. В общем, смех, да и только. И на этот раз случилось такое, что дало повод рождению истории про « Кх-кх».
Авдотья, как обычно, вышла во двор ранним утром. Рассвет еще только разошелся. Из-за тумана, что поднимался над речкой, пробивались первые лучи солнца. Андрей, ее мужик, уже копался в сарае, недовольно бубня себе под нос. Баба подхватилась, схватила подойник и побежала корову подоить. На дальней стороне деревни хлопал кнутом пастух Федя, собирая стадо. Успеть бы. Хватко и умело выдоила корову и, растворив ворота, выгнала ее в проходящую коровью толпу. Задала корм курам, гуси требовательно гоготали, собравшись у калитки, что открывала тропу на речку.
- Идите, идите, - добродушно проворчала Авдотья, - соскучились по воде.
Собрала поесть Андрею. Тот, молча, позавтракал и пошел на колхозный двор. Молчун был великий. За день десяток слов скажет уже чудо… оратор. Авдотья, проводив его, намеревалась еще немного подремать, да вспомнила, что хотела чугунок у соседки Алевтины спросить, перед сенокосом хорошего поросенка забили на мясо, холодец варить. Пошла. По-соседски прошла в ее двор. Толкнула дверь:
- Алевтина! Ты где? Чего это в доме пусто? Хозяева. Чудно.
Со двора вошла дочка Алевтины, Нина десяти лет. Всем хороша девочка, только речью Бог обидел. Не говорит, голосом скрипит, да руками объясняет. Что хочет сказать, не поймешь. Одна мать ее и понимала, да переводила ее слова на нормальный язык. А так работяща, не по годам. Вырастет - хорошая хозяйка будет, а то что речью небогата, так это только в радость мужику будет. Болтливые бабы всегда не в цене. Авдотья решила расспросить про родителей, чего это они дом пустой кинули, может, случилось что. Тут-то вся история и начинается:
- Нина, а мамка где?
Нина махнула рукой в сторону речки, мол, там она.
- А что она там делает?
Нина чиркнула себя по шее указательным пальцем и проскрипела:
- Кх-кх!
Авдотья вздрогнула от неожиданности.
- Страсти Господни! Отец где?
Нина опять махнула рукой в сторону речки, дескать, там же на речке.
- И что он там делает с мамкой?
Нина опять чиркнула пальцем по шее и скрипнула:
- Кх-кх!
- Папка зарезал? – холодея от ужаса, спросила Авдотья.
Нина готовно кинула головой.
- Мама, мамочки! Нина, папка точно зарезал?
Нина мотнула головой, мол, сходи, если не веришь, тут она еще руками как крыльями замахала и снова «Кх-кх!». Авдотья обмерла. Приседая от ужаса, выбежала на улицу.
- Люди, беда какая! – заполошно закричала она дурным голосом и, голося, побежала в сторону сельсовета, - Матушка моя Богородица, спаси и сохрани. Убил, окаянный, зарезал, ей-богу зарезал.
От ее могучего голоса выскакивали бабы из своих домов и в силу извечной женской солидарности бежали вслед за Авдотьей, напуская еще большего страха. Бабы суматошно переспрашивают друг друга, что случилось, никто не знает, известно только, что кто-то кого-то зарезал. Стороннему человеку было чего испугаться… представьте… разрывая благостную утреннюю тишину, по улице несется толпа визжащих женщин во главе с крупной атаманшей с гулким голосом. Есть от чего оторопеть.
Председатель сельсовета Егор Иванович в такую рань уже сидел в кабинете, готовя отчет за квартал. Его внимание привлек нарастающий шум бежавшей бабьей толпы. Что за напасть, подумалось ему. Вышел на крыльцо и тут с визгом и писком через калитку вломилась вся эта орава.
Авдотья с надрывом кричала:
- Егор Иванович, беда! Зарезал, ей-богу зарезал.
Егор Иванович непонимающе встряхнул головой:
- Кто зарезал, кого зарезал, где зарезал? – строго спросил он.
- Да Игорь Алевтину зарезал, там… на речке! Убил, окаянный! Душегуб!
Женская толпа разразилась горькими охами и ахами, кто-то заплакал в голос, кто-то размашисто крестился.
- Кто тебе это сказал? Расскажи толком.
Авдотья приосанилась и, чувствуя себя в центре внимания, заговорила:
- Зашла я к Алевтине, как корову выгнала, чугунок спросить. А дом-то пустой. Крикнула хозяев. Ни ответа, ни привета. Одна Нинка вышла, дочь ихняя. Где мамка, спрашиваю, там, машет рукой в сторону речки, да скрипит «Кх-кх» и пальцем по шее водит. Тут у меня сердце и захолонуло. А папка где, спрашиваю, там… опять машет рукой в сторону речки. Тут меня вообще жуть взяла. Что это там Игорь с Алевтиной делает в такую рань? Я, дальше допрос веду. Все-таки не дурная, телевизор смотрю. Он с мамкой, что там делает? Нинка опять скрипит «Кх-кх» да по шее пальцем. Тут я точно убедилась… убил жену мерзавец. Егор Иванович, что это такое творится в деревне? Средь бела дня уже режут, - вдруг мощно сорвалась в крик Авдотья, откуда столько силы. Бабы завыли. Рев поднялся. Егор Иванович резко махнул рукой и крикнул:
- А, ну, бабы, тихо! Пошли до дому Игоря, на месте посмотрим, - и, раздвигая толпу, широкими шагами направился в сторону предполагаемого преступления. Женщины готовно пристроились вслед председателю и возбужденно, вполголоса на ходу обсуждали это ужасное событие. И чисто по женской логике начали искать причины этой трагедии. Кто-то из баб вспомнил, что Алевтина в последнее время смурная ходила и что накануне она скандалила с Игорем, когда он выпивши пришел. Ходил слух, что Игорь Алевтину это… даже поколачивал. Одна прямо так и заявила:
- К тому все и шло. Должно было случится. Незадарма у меня коза Манька все утро блеяла. Видно, чуяла сердешная, что убивство будет. Она у меня, вроде ясновидящая. Как заблеяла, жди беды. Вот.
Толпа подошла к месту трагедии. Егор Иванович решительно открыл калитку и только вступил на крыльцо, как отворилась дверь и вышла Алевтина. Руки мокрые, в пуху. Толпа в испуге шатнулась назад, бабы закрестились. Авдотья так и обмерла с выпученными глазами. Егор Иванович растеряно, ничего не понимая, уставился на хозяйку. Алевтина удивленно спросила:
- Егор Иванович! Вы чего в такую рань к нам, а?
- Да вот говорят у вас кого-то зарезали, - промямлил тот, густо краснея.
- Да разве Игорь никого не резал? - запинаясь, спросила Авдотья.
- Зарезал, гусака зарезал, а то их двое в стае. Друг другу не уступают. Каждый день до крови дерутся. Ну, Игорь поутру на речке и зарезал гусака, я там и стояла рядом, чтоб скорее ощипать его, Игорь на работу опаздывал. Ему на обед и сготовлю. А вы чего всполошились?
- Да вот Авдотья всю деревню взбаламутила, дескать, Игорь Алевтину убил на речке, зарезал, - облегченно выдыхая, ответил председатель, - всех с панталыку сбила, страху нагнала, бестолковая баба.
Женщины с готовностью засмеялись над покрывающейся малиновым румянцем Авдотьей. Та смущенно прогудела:
- Да как тут не заполошишься. Нинка на любой мой вопрос руками машет да чиркает по шее, да жутко так скрипит, не переставая: «Кх-кх».
- Вот тебе и «Кх-кх», - рассмеялся председатель, - айда, бабы, по домам. Представление закончилось.
Бабоньки со смехом расходились, вся улица плескалась хохотком. Одна Авдотья шла домой невеселой, затем вспомнила, вернулась к дому Алевтины и, зайдя на кухню, застала хозяйку за работой. Гусь был уже почти ощипан.
- Ты, это… Алевтина, дай-ка на время чугунок, - хмуро попросила Авдотья, - холодец наладилась варить. И это… научи Нинку разговаривать. А то через нее какого сраму обралась. Теперь вся деревня потешается.
- Ну, теперь девка моя виновата, - захохотала Алевтина, - она-то причем, сама знаешь увечная она. Какой с нее спрос? Э-эх, соседка. Как же ты так обмишулилась? – и через смех указала, - вон там чугунок, возьми.
Авдотья схватила его в охапку и пошла домой.
Это событие долго еще веселило деревенский люд. Бабы, смеясь, пересказывали его друг другу, когда коров поутру выгоняют, да на вечерней зорьке, на скамеечке у ворот. С того дня незадачливую бабу и наградили прозвищем - Авдотья «Кх-кх». У кого не спроси в деревне про нее, люди смешливо отвечали: «А-а, Вы Авдотью «Кх-кх» спрашиваете? Вон там за магазином, первая изба». Вот и вся история.
|