Дом был пустым и холодным, как-будто совсем не соскучился по мне и не ждал. Он был крошечным – комната и кухня, над ними – чердак. Я поспешно включила всюду свет.
Наверх вела винтовая лестница – ровно девять ступенек – с одной стороны закрепленных на железной трубе, с другой стороны они упирались в стены.
А я и не подозревала, как соскучилась по дому. Мне бы раскинуть руки, да обнять бы стены, и унести с собой! В сердце щемит тоска и кажется, что вот сейчас войдешь в комнату и увидишь тех, кого уже нет, на привычных местах, занимающихся обычными делами.
На улице – осенний вечер, холодно, я в доме одна, да и, наверное, на всем дачном кооперативе таких, как я, не наберется и десяток. Страшно одиноко; брата не отпустили с работы, он должен приехать ближе к ночи, а я – принципиальная, упрямая! – решилась ехать в одиночку, раз уж мы собрались, наконец, приехать сюда.
А к чердаку ведут девять ступеней – как круги ада у Данте. Он заперт массивной дверью на сердитом замке. Наверное, эта дверь – самое добротное, что есть в доме, построенном кое-как и из чего попало.
Нам запрещали лазить на чердак. Но я выжидала, пока дедушка заснет после обеда, а бабушка с мамой уйдут в беседку, и тихонько – еще тише! – затаив дыхание, чтоб не скрипели ступени, кралась наверх, добиралась до заветной двери и дергала за ручку, надеясь, что она открыта. Но было заперто, и тогда я прижималась лбом к холодному сердитому замку и стояла так, пока он не согревался. А потом я пулей слетала вниз и выбегала на улицу – жаркую, светлую, где пахло цветами и пели птицы, что сидели на вишне и нагло клевали ягоды прямо у нас на глазах…
Ступенька РАЗ. Я стою на ней – захламленной и низкой и ругаю себя на все корки. Ну что я нашла на том чердаке! Ведь большая уже тетенька, ну что я там забыла? Ну ничего не могу с собой сделать, ну тянет меня туда, как на ниточке, и, в конце концов, никто же не видит!
И я решительно сделала шаг вперед.
Ступенька ДВА. А они скрипят сильнее, чем мне помнится. Может, это время скакало по ним, пока нас не было, и бессовестно расшатало их? На этой ступеньке хлама меньше, но перед носом развевается половая тряпка. Старая: пальцем тронешь – в пыль рассыпется. Ключ от чердака лежит у меня в кармане. Я схожу туда, всего на минутку загляну, и сойду вниз – у меня в доме дел по горло. На стене висел выключатель. Странно, я совсем его не помню. Я нажала кнопку, из чистого любопытства, но ничего нигде не зажглось – наверное, это перегорела лампочка у входа, ее давно никто не менял.
Ступенька ТРИ. Поднимаясь, я задела ногой старую кастрюлю с какой-то землей, она накренилась, подумала немного, и с ужасающим грохотом скатилась вниз. Я вздрогнула испуганно, как-будто снова боялась кого-то разбудить, но в доме никого нет – снова напоминаю себе! – никого нет…
Вдруг мне стало страшно. Послышался шорох на кухне. Кто там? Да нет, глупости это все, мерещится. Опять шорохи… Еще чуть-чуть, и я буду готова сойти с дистанции! Так, надо срочно зажмурить глаза и вспомнить что-то хорошее…
… Когда-то в детстве, когда мы приезжали сюда, я делала кораблики из деревяшки, огромного гвоздя, и листика ореха. Они были разными, стояли в ряд на лавочке и грелись на солнышке, да только ни один из них так и не увидел воды – не помню, почему…
Не открывая глаз, я сделала еще шаг.
Ступенька ЧЕТЫРЕ.
… Мы гуляли по окрестностям и собирали цветы – сорняк, который рос и у нас на участке. А еще мы делали «круг почета» по дачному кооперативу, и это казалось нам далеким путешествием, а лесопосадка вдалеке – страшным темным лесом, в котором живут волки.
Открываю глаза. Стою, прижавшись к стене, и дрожу, как самая последняя трусиха. И опять ругаю себя последними словами. Надо же, приключение выдумала!
Может, вниз?
Ступенька ПЯТЬ. Не на ту напали! Вот, я уже посредине, внизу остались четыре и вверху – четыре, я упрямая, сильная, я все смогу!
А там, вверху – темно, хоть глаза выколи. А в темноте мне всегда кажутся какие-то тени и чудища. Стыдно признаться, но я, похоже, до сих пор боюсь темноты.
А я не помню, чтоб на чердаке был свет! Там нет лампочки! А-а-а!
Так, взяла себя в руки!
Ступенька ШЕСТЬ. Поспешно переступила, нога зацепилась за пятую ступеньку, и я чуть не упала. Теперь сижу на шестой и обнимаю больную ногу, тихо хнычу, поскуливаю, глотаю слезы, и очень, очень, очень жалею себя. Бедненькая я, несчастненькая!
И тут меня осенила мысль – а что, если ступенька провалится подо мной? Я глянула вниз – высота около метра, внизу хлам, но с моим-то везением (вон, как нога болит!) мне грозит инвалидность.
Я разозлилась на саму себя, встала, и злобно уставилась на дверь чердака. Ну, все! Берегись! Я иду!
Ступенька СЕМЬ. Почти весь свет остался внизу. Вдруг я совершенно отчетливо услышала чьи-то голоса. Слов не разобрать…
- Кто здесь? – громко спросила я, прижимаясь к стене, и готовясь бороться до последнего.
В ответ – тишина. Голоса удалялись. Похоже, это просто кто-то гуляет по дачному кооперативу.
- Разгулялись тут всякие, - проворчала я.
Я была уже готова перейти на восьмую ступеньку, как вдруг услышала прямо над своей головой, на чердаке, мелкие-мелкие шаги и шорохи.
Мыши? Жуки? Или все кажется? Мурашки поползли по спине. Я снова занялась самовнушением: здесь никого нет, только я, это все глупости, эти страхи; а если мыши – ну так что же, это всего лишь маленькие серые существа.
О крысах даже не хотелось думать. Крышка погреба плотно закрыта, но… нет, лучше не думать.
Ступенька под ногами заскрипела, и я быстро, чтоб не дать себе еще посомневаться, шагнула вперед.
Ступенька ВОСЕМЬ. Ну вот. Остался еще шаг, еще ма-а-аленький такой шажочек. Если я сделаю это, то покормлю себя шоколадкой, (она в сумке припрятана), а в пакете лежит печенье.
Я закрыла глаза и решила собраться с духом, чтоб сделать последний шаг, но тут…
Я четко представила, как открываю эту треклятую дверь, а там все-все заросло паутиной, и в окошко почти не падает свет, там темно-темно, а по полу бегают мыши и противно пищат…
И тут я запаниковала. Сердце стучало так, будто хотела первым сбежать с этой лестницы, пульс гулко звенел в ушах, в висках, на затылке, в горле, груди и животе, я стала задыхаться, и непонятно какими силами схватилась одной рукой за железную трубу, а другой – за стену, и сделала этот сумасшедший, отчаянный, последний шаг.
Ступенька ДЕВЯТЬ. Теперь замок находился на уровне груди, а не лба, как раньше, в детстве. Задыхаясь, сходя с ума от страха, дрожащими руками я достала из кармана ключ и попыталась вставить его в скважину замка, но тут… ключ выскользнул из моих мокрых от пота рук и упал вниз.
В отчаянии я села на ступеньку, и прижавшись лбом к все так же холодному и сердитому, как в детстве, замку, горько зарыдала.
Так плачут маленькие дети, разбив коленку: громко, выводя рулады, произнося немыслимые звуки, покачиваясь из стороны в сторону и заливаясь слезами.
Как я давно так не плакала!
Мне было жалко всех. Себя, потому что болела нога, и было очень страшно, и потому что некому пожалеть и утешить. Мне было жалко брата, потому, что его не отпустили с работы, и ему придется идти по темному лесу сюда. Мне было жаль дачу, потому что на ней некому жить, и жалко чердак, на который никто не поднимался добрых пять лет. Меня охватило такое огромное чувство нежности ко всему, что я не выдержала, и… улыбнулась.
И действительно, зачем плакать, если утешить некому? Вытерев слезы, я осторожно, считая ступени и стараясь реже наступать на больную ногу, спустилась вниз и вошла в комнату.
Здесь, при ярком свете люстры, в знакомой до мелочей и такой родной обстановке, вся эта история с чердаком казалась смешной. Я вытерла остатки слез и села на кровать, собираясь с мыслями. Рука потянулась за сумкой, той самой, в которой шоколадка, но я остановила себя: я преодолела всего девять ступеней, и ничего больше.
И все-таки я поднимусь на чердак. До приезда брата еще два часа, не меньше. Никто не узнает! Перед глазами снова промелькнули страшные картины, и страх начал снова меня наполнять.
Надо просто открыто признать: мне страшно, я боюсь, очень боюсь (и сразу легче стало!) Да, я боюсь! Но в этом ничего плохого нет! И, в конце концов, что мешает мне взять фонарь?
Ведь на самом деле, страшно – это мертвецки пьяный мальчишка, лежавший прямо на асфальте за пунктом приема стеклотары. Страшно – это когда родители за капюшон ведут домой ничего не соображующую – то ли от алкоголя, то ли от наркотиков – девочку лет двенадцати.
Страшно, когда теряют отца в детстве. Страшно, когда мать пьет, а у нее диабет. Страшно – война, голод, холод, засуха, наводнение, землетрясение, ураган. Вот это – страшно, а все остальное – глупости и бабьи выдумки.
Я бодро вскочила, и, решив наплевать на боль в ноге, схватила фонарь (ура, работает!) и отправилась к лестнице.
Первым делом осветила ее темную часть. Ни-че-го. Дверь, замок (или мне кажеться, или он подобрел), ступени. Потом я посветила под лестницей и нашла в куче хлама ключ.
Кстати, я нашла там, кроме ключа, еще две вещи. Первая – утка, пластмассовая такая, желтая, на красных колесиках, (смешная! помню, как мы играли ей). Вторая – один из своих кораблей: деревяшка, криво вколоченный гвоздь, и прозрачный от старости лист ореха (да простит меня несчастное, почти лысое дерево).
Глупо, но я стояла, прижав к груди утку и корабль, несколько минут и дурацки улыбалась.
А потом, отложив находки, я с фонарем в одной руке и ключом в другой, взбежала наверх: РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ, ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ, ДЕВЯТЬ! И как-то плевать было, как скрипят и шатаются ступени, и что на чердаке могут быть мыши!
Я вставила ключ в улыбающийся замок и провернула до конца. Щелчок. Можно открывать. Я была решительна, но... Все-таки постояла минуту, собираясь с духом. Пять лет… Может, там крыша протекла, все мокрое и противное?
Вдох. Выдох. Я рванула дверь на себя. Не поддавалась. Разбухла, рассохлась и упрямилась. Тогда еще раз. Зажмурив глаза, снова вдох, выдох. Ну! Раз! Два! Три! Дверь распахнулась, больно ударив меня в грудь.
Секунды две стояла, зажмурив глаза, а потом…
Там было светло, и так ярко, что из глаз побежали слезы, завертелись цветные круги, заболела голова.
Сверху свисала лампочка на длинном пыльном проводе, как яблоко на ветке поздней осенью, и освещала паутину, что висела всюду, как парики, седые от пыли.
Я проследила взглядом, куда ведет провод от лампочки – и он пришел к тому самому выключателю на лестнице. На душе стало легко-легко, и я рассмеялась от всей души над своими страхами. В одном углу стоял кособокий голубой стол, в другом – пружинистая кровать, под ногами шуршали опилки (интересно, откуда?) и всюду – пыль и паутина. Из маленького окошка открывался чудесный вид на сказочный лес с волками, волшебный пруд, и дорогу, ведущую через поле в деревню. Где-то далеко проехала, низко и сердито гудя, электричка. Зажглись первые звезды.
Телефон зазвонил неожиданно громко и нагло. Это был брат, и он сказал, что будет здесь минут через пятнадцать. Я бросила прощальный взор на все вокруг и, скрепя сердце, ушла. Когда я закрывала дверь, то мне снова послышались быстрые шаги и писк. Мыши? Я поспешила быстрее запереть дверь за собой.
В мгновение ока я спустилась вниз, подняла кастрюлю, подмела рассыпавшуюся землю, поставила чайник и вычесала из волос паутину. Не знаю, почему, но я решила не говорить брату о чердаке. Мне казалось, что он меня не одобрит, поднимет на смех.
Вскоре на улице раздались знакомые шаги, и в дом вошел брат. Я радостно обняла его и спросила:
- Чай будешь? С шоколадкой?
Он кивнул, разуваясь, и я пошла на кухню.
- А что с ногой? – спросил он.
- Да это… на лестнице, - махнула я рукой.
Он зашел на кухню, уютно взял чашку сразу двумя руками, и спросил:
- А что же ты делала все это время одна?
- Ты знаешь, спала. Устала с дороги, прилегла на минутку, вот и вырубилась. А потом по дому завертелась… Дел много.
- Ну-ну. Слушай, а ты на чердаке была?
- Я? Нет, что ты. Что я там забыла? – как можно уверенней спросила я.
- Странно, а я вот шел и почему-то думал, что ты на чердаке сидишь.
- Да нет, мне страшно было, честно. Я темноты боюсь, и потом – я снизила голос до шепота – мне кажеться, там мыши… Шорохи, скрипы… Я боюсь.
- Глупенькая, - он приобнял меня за плечи. – Слушай, а давай вдвоем туда полезем? Со мной тебе не страшно будет.
- Хорошо, - обрадовалась я. – Только есть одно условие. Мы возьмем с собой фонарь.
И мы стали подниматься вдвоем.
Ступенька РАЗ…
«Черт, где же этот выключатель?!»
|