У большинства моих учеников не было родителей. Если они у кого-то и были, то давно забыли о своих детях. По школе они ходили в носках, их обувь закрывали в бытовках (чтобы не убежали). Самым старшим было по 17, они сидели на последних партах, просто сидели, слушали и смотрели, вытянув в проход длинные ноги. Имена и фамилии их были записаны в журнале, но воспитатели и сами воспитанники называли друг друга по кличкам. Я, кажется, была первой, кто сказал:
– Саша пойдёт к доске.
Все начали оглядываться, смотреть друг на друга, не понимая, кого же я вызвала. Вдруг кто-то сказал:
– Кобыла, это ты что ли?
Все уставились на маленького паренька, который так застеснялся оттого, что его назвали Сашей, что покраснел и опустил голову. Я начала заступаться:
– Почему кобыла? У Саши такая замечательная фамилия – Конкин! Есть такой артист знаменитый – Конкин. Он играл в фильме «Как закалялась сталь»
Весь класс засмеялся:
– О! Кобыла, ты знаменитый!
С этим я ничего не могла поделать, но продолжала называть детей по именам.
Перемена. Надо вести ребят в столовую. Выходим в коридор, должны построиться. Вдруг слышу воспитатель соседнего класса Василь Василич сложил ладони рупором и громко говорит, почти кричит:
– Все в харчевню!
Ребята, видимо, привыкшие к такому позывному, как– то быстро организовались и пошли в столовую. Я плелась сзади. В столовой дежурные бойко накрывали столы, и только тарелки с селёдкой стояли отдельно. Вдруг тот же воспитатель, так же сложив ладони рупором, громко подал команду:
– Харя, раздай рыбу толпе!
Серёжа Харыкин быстро подбежал к тарелкам с селёдкой и разнёс их по столам. Они тут же опустели. Столовая довольно и сыто гудела. Я села за учительский столик и молча начала есть картошку-пюре с... селёдкой.
|