Пошутил
|
(из коротких дачных историй) Иван Филиппыч лет пятнадцать уже на пенсии и дачник со стажем. У него скромный дачный «теремок», что не возвышается, не выделяется, не… – словом соответствует той сумме, Богу одному известно каким образом, оставшейся от скромной зарплаты школьного завхоза. Последние лет пять живёт безвыездно и зиму и лето здесь, как говорится, на чистом воздухе. - Ванюша, сёдня чай пьём ли? – нараспев кричит, чуть приоткрыв окно на веранде, Матрёна Михайловна, ненаглядная и должно быть уж последняя в череде достаточно многих, года три как овдовевшая, любовь Ивана Филиппыча. По секрету скажу, что чай вовсе никакой не чай. Филиппыч многому в жизни учился, включая и некоторые законы иногда необходимой конспирации, передавая, конечно же, опыт и своей второй половине. И этот вечерний чай не что иное, как обыкновеннейший самогон, этакий вонючий, сивушный, не для себя сделанный и ещё чёрт знает из чего. Что надоумило старика позапрошлой осенью заняться столь сомнительным промыслом никому неизвестно. Вероятно в погребке под домом надоел бесполезностью своей многолетний запас банок с вареньем, компотами и прочей консервацией. Вот и нынешнюю осень завершить решил самогоном. - Будем, бабуся, будем ягуся! Иван Филиппыч гремит под верандой гвоздями в консервной банке, эдак смешно топорщит рыжие усы и ехидненько хмыкает: - Вот только дровец наколю малость. Пятидесятилетний сын Филиппыча от самого первого брака, навещающий раз в лето старика, застал однажды его за работой над конструкцией самогонного аппарата и ухмыльнулся: - Батя, ты меня компрометируешь. Сын любил отца, был большой умница, но служил каким-то значительным начальником в полиции. - Всё путём, сынок. В зиму для сугрева не помешает, да и летом – то расплатиться с кем за помощь, то страждущего какого бедолагу с похмелья подлечить. Сына Филиппыч тоже любил, хотя совсем не помнил его мать, и почти не понимал зачем приезжает к нему этот стареющий полковник, как впрочем недоумевал и когда приезжала и хозяйничала в огороде дочка Матрёны Михайловны: «Что надоедать, когда здоровы? Вот свалишься, заболеешь – ни одна собака не объявится…». Старик вытаскивает из-под веранды на свет молоток, две дощечки и, поглядывая в сторону окна, вытаскивает из кармана… деньги. «Га, га,» – сопит, пересчитывая бумажки – «Тыща, две,шесть… гы, гы! Вот сюда их радёмые…» – вкладывает деньги меж дощечек и… (о Боже!) вколачивает в них два большущих гвоздя. Шутник, однако, Иван Филиппыч изрядный. - Вот дровец приготовлю, и чайку пображничаем. Гы, гы! – складывает на руку дрова и уносит в дом. К вечеру на улице зябко. Дымит труба над «теремком». В кухне на плите в двадцатилитровой посудине с хитромудроинженерным нагромождением трубочек-дырочек поспевает «чай». В затемнённом углу мерно капает в банку полученная жидкость. Иван Филиппыч подставляет палец, пробует на язык. - А где же это наша пенсия? Гы, гы. Чего не спрашиваешь? – Иван Филиппыч хитро поглядывает на горку дров у печи. - Аль получил? Небось, опять шутить надумал? Куды же сёдня запрятал? – Матрёна Михайловна серьёзно лезет за печь, заглядывает под половик у порога, под ведро с водою. Ищет. - Нет, бабуся, сегодня не найти тебе деньжишек. Так заколотил, что и с огнём не сыщешь. Гы, гы! – Иван Филиппыч снова подставляет палец под сивушную каплю. Доносится стук входной калитки. Старик спешит на улицу. Слышится голос дачного соседа, постоянного компаньона Ивана Филиппыча в деле реализации свежеизготовленного продукта. Обмениваются несколькими фразами и расходятся, воодушевленные взаимопониманием. Иван Филиппыч гремит в коридоре ведром, вносит ещё охапку дров. - Топи жарче, ягусенька, – бросает поленья к печи и, уже разогнувшись, вдруг начинает странно вращать округлившимися глазищами. Потом, зарычав, падает на колени и одним махом разбрасывает дрова. «Бабуся-ягуся» пытается осмыслить это необычное представление и с некоторым испугом, замерев, наблюдает за Филиппычем. А тот, переведя взгляд на недоумевающую жену, ещё более округлив глаза, тут же бросается к печи. Дёргает раскалённую дверцу на себя, и с рёвом ужаленного медведя выхватывает из пламени остатки сколоченных дощечек. Они, озарившись снопом искр, распадаются, оставив на полу горящие огрызки денег. Матрёна Михайловна понимает, наконец, причину мужнего трюкачества, и без сил падает на колени подле. Из кисло-сморщенного безвольного рта Ивана Филиппыча вырывается с безумным хохотом: - Вот это пошутил! Если сын или твоя дочь не заглянут, то до следующей пенсии теперь сивухой обходиться будем… |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Николай Тертышный | нравится 0 Дата: 29:10:2012 |