Сейчас много говорят о непреодолимой пропасти между человеком и природой, но отчего тогда мы так восприимчивы к ней? И сразу вспоминаю запах ландыша, росу на траве, бутончик тюльпана, песню ручья… А разве можно забыть такие явлениях природы, как ураган, гроза, радуга, метель… Например, сегодняшний день. С утра солнце, лёгкий морозец, и на лицах людей играет румянец, в глазах блеск, как в снежинках, упавших на воротник, и жизнь кажется сплошным узором на стекле! Но к вечеру поднялась пурга, и всё вдруг изменилось. Люди нахмурились, в городской транспорт войти страшно - все стали злыми и пугливыми. А что говорить о поздних часах метели: у кого давление поднялось, у кого сердце заболело, у кого в квартире окна не проклеены и дует нещадно, у кого нет горячей воды или света… Каждый почувствовал себя таким бессильным, что кажется, уже ничто не спасёт его от таинственной, холодной метели. А она, безучастная к нам, празднует свой праздник, да ещё и смеётся над нами.
Я тоже маюсь в эту ночь. Мне также тревожно слушать завывания вьюги. Больше того, страшно одиноким чувствую себя в метель, а в душе такой страх, о котором другие забыли ещё в детстве. Нет, я не боюсь, что разрушится дом или ветер унесёт меня в дремучий лес… Что-то другое, неминуемое страшит меня!.. Сегодня долго смотрел на метель - не прообраз ли она того грозного, что идёт на землю? Даже в самих словах «пурга», «метель», «вьюга» есть что-то магическое. И если суждено случиться концу света, то это будет зимой и непременно в метель.
Но больше всего метель будоражит во мне память. Такое ощущение, что в голове сплошные щели, в которые легко проникают холодные вихри. Кажется, открой я рот что-нибудь сказать, как вместо слов полетит снежная пыль. Поэтому, в такую ночь, как сегодня, я стараюсь только писать. На белых листах бумаги мой «снег» не очень-то будет заметен, и через слова, строчки, можно кидать его без меры. Пока не потеплеет на сердце и станет не так страшно жить. Сейчас я хочу спастись воспоминанием о недавнем случае в автобусе, когда увидел старушку… Нет! Не немощную старость, а цветы среди зимы!
В тот день также лютовала метель на улице, но мне нельзя было отменить встречу в редакции, которую запланировал раньше. Собравшись с духом, я обреченно шагнул в метель. Людей на улицах было немного, зато на остановках их было столько, что в автобус я влез только с третьей попытки и в переднюю дверь. Обычно я захожу в заднюю дверь, тем более в час пик. Тут главное - оказаться в автобусе, а там можно приткнуться где-нибудь в сторонке от прохода. Тогда и в давке можно расслабиться, и даже задремать в тепле. Но сейчас я стоял в самом неудобном месте, где не подремлешь. Каждый, кто заходил и выходил, непременно задевал меня. Поменять место было опасно: можно оказаться в проходе и тебя просто вытолкнут на случайной остановке, а вглубь протиснуться - можно не выйти, где нужно. Поэтому я терпеливо стоял и считал остановки. Все окна замерзли, и определить место, где проезжаем, было невозможно. И водитель не объявлял остановки. Вероятно, вместе с окнами замерз и микрофон водителя.
Так я проехал несколько остановок, а потом меня ещё больше прижали, и тут я услышал за спиной настойчивый женский голос: «Пропустите бабушку, пропустите!..»
Я, как мог, сжался и подался немного вперед. Навстречу протискивалась женщина, уступавшая место для старушки. После нескольких тесных перемещений я оказался прижатым к сиденью, на которое и уселась старушка. Она была не по погоде в хорошем настроении и сияла всеми морщинками в сторону женщины, уступившей ей место: «Спасибо, дочка, спасибо!» Казалось, не будь давки в автобусе, она схватила бы её руку и… поцеловала в благодарность.
Потом она задержала свой взгляд на мне, словно извиняясь за то, что сидит. Затем окинула взглядом остальных, как бы извиняясь и перед ними. И только после этого старушка успокоилась. Сняла вязаные рукавички, потом, с каким-то величием, сняла с головы серый шерстяной платок и аккуратно сложила его на коленях. А рукавички опять надела, и тихо-тихо положила руки поверх платка. При этом все её движения были настолько последовательны, что напоминали какой-то ритуал, значение которого люди давно забыли. Но самое главное, что после этого ритуала, как после волшебства, появилось яркое сияние. На голове старушки остался ещё один платок, должно быть, праздничный – он был усыпан красными цветами и горел на весь автобус! Нарядная голова старушки настолько отличалась от всего окружения, что многие из пассажиров, невольно, стали любоваться ей. А я просто обомлел от цветов на голове старушки, и сразу вспомнил одну строчку из недавно прочитанного рассказа: «Как цветок можно узнать по запаху, так и душу человеческую по слову». Но этой старушке и говорить сейчас не надо было, вместо слов горели цветы. Цветы среди зимы!
И все же, как любителю русской словесности, мне очень хотелось послушать её. Поэтому я перестал считать свои остановки, а стал ждать от старушки каких-то слов. Мне казалось, что она не сдержится и сама расскажет, что заставило её поехать в такую погоду, да ещё в час пик. Но старушка молчала, она явно стеснялась делиться своими заботами со случайными людьми. Всем своим видом и поведением она сильно отличалась от городских бабушек, которые ворчат даже по пустякам, а то и вовсе ругаются. Правда, это уже не бабушки, а старухи. Бабушек легко отличить по вечно кроткому выражению лица и добрым глазам, как у этой старушки. У таких бабушек нет хитрого и злого прищура глаз, у них не затуманенный взгляд под ноги, а чистый и ясный взгляд вперед. И даже не вперед, а куда-то очень далеко, в другое измерение, другое время и другую жизнь. По их взгляду понятно, что видят они там очень многое. Когда я замечаю таких бабушек, я пытаюсь поймать их взгляд. Мне хочется вместе с ними заглянуть туда, куда смотрят они. И ещё, хочется дать им понять, как они мне нравятся. Иногда бабушки замечают это и улыбаются в ответ. Вот и эта бабушка улыбнулась, и тут же зима, метель забылись, и в автобусе стало даже свободнее. Но свою остановку я всё же проехал. Очарованный, я не двигался почти до конечной остановки, пока этот неожиданный праздник цветов не закончился всё тем же ритуалом, только в обратном порядке – поверх нарядного платка старушка вновь повязала старый. Только после этого я разглядел на ней старенькое пальто с потертым воротником, тряпочную авоську, должно быть сшитую вручную. Однако наряднее этой старушки я давно никого не видел! А когда она вышла… не знаю, как другие пассажиры, но я стал ощущать нарастающий холод в автобусе, как будто от цветов на платке распространялось и тепло. И вот цветов нет. И опять стало мрачно и обыденно. А, с новыми пассажирами, в автобус снова проникал студёный воздух очередной метели, метели таинственной и холодной.
|