|
…Конец декабря, накануне праздников. Морозное тихое утро. Солнце вот-вот поднимется из-за вершин в белёсое безоблачное небо. На фоне блёклой синевы лёгкой искрою инея поблёскивают серые заросли корявого дубняка. Спутавшиеся накрепко кронами деревья, словно для тепла стоят в обнимку, собравшись вторую половину зимы дружно коротать. Вверху задиристо, звонко, часто-часто с мягким недолгим затиханием слышен дятел. Вглядываюсь в сплетение ветвей и скоро прямо над собой на сухом суку нахожу неугомонную проворную птицу. Чуть меньше лесного сизаря, в яркой красной шапочке, с рябыми боками, с синевой по тёмной спине – игрушка, а не птица. Бусиной-глазом хитро следит за мной, но занятия своего не оставляет. Повертит клювом с боку на бок, словно примериваясь, и ударит чуть, мелко-мелко затрясши головкой, оглашая окрестную тишь дробью странной, но смешной и приятной для слуха. Наблюдаю за птицей и сам того не сознавая улыбаюсь чему-то: то ли доброму утру, то ли птице хлопотунье, то ли вдруг пришедшей в сердце беззаботности. А как сообразил, что улыбаюсь сам себе в одиночестве, так рассмеялся вслух, вовсе не заботясь о том, что кто-то на улице может услышать, да ещё и подумать: уж не спятил ли мужик ненароком? А птица озабоченная спозаранку пропитанием, услышав смех мой, насторожилась лишь, ещё больше скосив глаз вниз на мою шапку, но не улетела, не видя опаски, и продолжила стук свой. Подумалось чисто и приятно: люди нынче конца света ожидают, а тут эвон покой и смиренность, что сердце мрёт. Много ли душе для радости нужно… |
