Поредели листья, поредели...
Вот уже снежок кружит во мгле,
И лоханки влаги опустели
На подмерзшей сгорбленной земле.
В этом бесприютном умиранье
Солнце экономит бледный воск,
И в безлюдном стонет ожиданье
Одинокий старенький киоск.
На ветру мороз-краснодеревщик
Всыпал красным жаром по щекам,
Словно расшалившийся помещик
По ядреным девичьим бокам.
Ночь вздохнула влажною истомой:
- Ты кружи, метелица, кружи!
За твоей мерцающею дремой
Схороню терзания души.
В хороводе пороха и ночи
Брошусь в белоснежную купель.
А вдали лишь вспышки многоточий,
Лишь домов растущих канитель.
Город не простит, не околдует,
Не взорвет пружинистой тоской,
И лампадку вечности задует
Чьей-то неразборчивой рукой.
Оттого и Девы лик Пречистой
Не вселяет прежнего огня,
И метели посвист серебристой
Не резвит усталого коня.
Оттого неоновым пожаром
Не растает сердце, не замрет,
И по скользким выбритым бульварам
Одиноким странником бредет.
А во снах, измученных тоскою,
Снятся степь да избы у плетня.
И Россия маминой рукою
Все зовет, все мучает меня.
|