ГРЕХ
Поляна, заросшая тысячелистником.
На взмыленном коне, вся в листьях и запахах,
нагая всадница с ангельским личиком.
Я ждал по утрам ее, в плащ запахнутый.
Запуталась в волосах и гриве
рабыня черная – ночь бездетная,
пустившись за нею вдогонку игриво,
рассыпала по небу звезды бедные.
Рожденная ветром, цветами и таинством,
и слишком дочь человеческая
(из темного рода каинова),
как идол, не грешна, но и не чиста,
она неслась лесными пожарами,
любовь расплескивая жерлами сердца,
чтоб бедрами наковать поджарыми
железо мужского серпа.
Я был с нею многие-многие зори,
застряв в коридорах зеркальной мистики,
на той же поляне, с теми ж узорами,
но всякий раз нового, тысячелистника!
В глазах ее нет и загадки вселенной –
пустые, чуть влажные карие блюдца…
Но что же я мог против сладких велений?
Что мог я, презренней вора и ублюдка?
Я видел коня. Он фырчал и копытом бил,
восторженный грязной расправою,
но мертвую ношу не выронил
в постель из цветов нерасправленную.
От ужаса дыбились кудри леса.
Метались дриады в панике.
На чувственной шее затянута леска
рукой безутешного странника.
|