Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















В его глазах прозрений дивных свет

*120-летию со дня рождения Сергея Есенина

В его глазах прозрений дивных свет

Сергей Есенин… Самое люимое поэтическое имя России XX века, да и наступившего нынешнего. «Достойный преемник пушкинской славы, в легендах ставший, как туман», он и его творчество, словно чудо природы, волнуют, будоражат душу любого русского, да и любого другого, хоть краешком прикоснувшегося к есенинскому огню. Между прочим, Сергей Александрович единственный из значительных поэтов, кто безоговорочно признан даже в уголовном мире. А «народом-языкотворцем» о своем, по выражению Владимира Маяковского, «забулдыге подмастерье» сказано, написано, создано мифов и легенд столько, что под грузом всего этого многопудья, право же, можно и задохнуться.
Так найдется ли гигант мысли, кто сможет дать объективную, верную оценку этому столпу, исполину, оказавшемуся в бурном, буйном потоке расплескавшейся русской реки – жизни?
Как-то сам Есенин, говоря о «солнце русской поэзии» Александре Сергеевиче, высказал удивительную вещь: «…чтобы до конца понять Пушкина, надо быть гением». Чтобы понять и оценить достойно Есенина, наверное, нужно тоже быть таковым. Кто из нас может претендовать на это?! Как же быть? Разве что пойти путем, какой подсказывал сам Сергей Александрович в одной из автобиографий, написав, что жизнь его в его стихах. Да и в известном произведении «Мой путь» он говорит: «Стихи мои, спокойно расскажите про жизнь мою». Этому и только этому можно верить. Верить самому Есенину, заявившему в порыве страсти даже такое:
Приемлю все,
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам,
Отдам всю душу Октябрю и Маю…
Но! Вдумайтесь в заключительную следующую строку:
Но только лиры милой не отдам.
Вот это есенинская правда. Примем ее и тогда, вероятно, почувствуем русского нашего гения во всех его взлетах, трансах и падениях:
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Не многим дана была возможность реагировать с пониманием на выбивающиеся из общей колеи поступки поэта Есенина. И особенно власть придержащим, о чем писал и сам бузотер:
За всякий мой пивной скандал
Они меня держали в тигулёвке долго.
Да, конечно: где «им» было подняться до той высоты, которую показал истинно русский человек Сергей Миронович Киров, объяснивший неимоверно точно причину гибели русского гения: «Знать, споткнулся он о подводный камень черствых человеческих душ». А ведь в Баку, когда там секретарствовал Киров, Есенин написал вот эти дерзкие, где-то нахально-вызывающие, но много объясняющие мир поэта, строки:
Я вам не кенар!
Я поэт!
И не чета каким-то там Демьянам.
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Презрений дивный свет.
Есенин себе судья. И справедлив лишь его приговор себе. Вспомним на этот счет письмо А.С. Пушкина князю Вяземскому: «Толпа… в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он мал и мерзок не так, как вы – иначе…». Достойная отповедь есенинским прихлебателям, завистникам, друзьям в кавычках, типа Анатолия Мариенгофа, договорившегося в романе «Без вранья» (якобы без вранья) до того, что Есенин не любил деревню, то есть родину (О, Боже – авт.), что не знал он там, куда себя девать от зеленой тоски. До слез больно и горько слышать и читать такое. Как и видеть то, что происходит ныне на малой родине поэта в селе Константиново, в «стране березового ситца», где нынешние отморозки-нувориши в заповедных местах строят уроды-особняки, с шестиметровыми тюремными заборами, законопачивая солнце и приокские дали от восхищенных глаз, стремясь, видимо, в зародыше загубить тем самым, быть может, нарождающегося нового Есенина.
Вдвойне больно читать суждения о Есенине – олицетворении, не побоюсь этих слов, судьбы России, олицетворении ее видимого умирания и невидимого воскресения – таких, увы, утраченных величин, как Бунин Иван Алексеевич. Лауреат Нобелевской премии, создатель «Суходола», «Деревни», проникший, казалось бы, в самую сердцевину народной души, он напишет по кончине Есенина аж такое: «…Нам все мало. Еще подавай самородков. Вшивых русых кудрей и дикарских рыданий от нежности… нас опять тянет на сиводлай на самогон…». Эх, Иван Алексеевич, уж не уподобились ли вы тому самому сыну спокойному и нахальному, о котором сами же и писали с негодованием:
Стыдится матери своей –
Усталой, робкой и печальной,
Средь городских его гостей.
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик сберегла.
Великий русский писатель И.А. Бунин вот не воспринял русскую душу во всей ее и корявости, и святости, и широте, во взлетах и падениях, не воспринял новую эпоху России – России многострадальной, мученической, восходящей на Голгофу, как Христос, во имя спасения греховного человечества. Спасибо, что хоть антихриста Гитлера, в отличие от Дмитрия Мережковского, не просмотрел, Василия Теркина и его создателя оценил. Ну и об Есенине все же скупо, в скобках, но заметил как о стихотворце, способном от природы.
Всего лишь «способный»… И это о великом гражданине и патриоте! Есенин – жертва и символ непростого времени. Не эмигрировал в западный рай он, когда его родина оказалась в «огне и дыму» и «корчилась в судорогах», а пел. «Я пел, когда был край мой болен». А мог бы ведь запросто забыть про «дым отечества», про деревню, «где у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами» – забыть при виде шикарных германских и бельгийских шоссе, по которым потом на огромном комфортабельном корабле – «побольше нашего Большого театра» – уезжал он с миллионершей женой Айседорой Дункан в «золотую Америку». Кстати, за два года пребывания там не написал он ни одного поэтического произведения. А написал путевой очерк под много говорящим заголовком «Железный Миргород». В этом городе нет места поэзии, душе, а, стало быть, и Богу. Америка внутри себя не верит в него, там некогда заниматься этой «чепухой».
Есенин прекрасно понимает: благополучие нынешних «янки» куплено ценою гибели коренного народа: «Гайавату заразили сифилисом, опоили и загнали догнивать частью на болота Флориды, частью в снега Канады». Вот урок для России нынешней, утверждающей свой путь добросердечия и взаимопонимания.
Как же устроить жизнь свою, каким путем идти? Американским? Наш путь – крестный путь состраданья, любви, терпения и стойкости, путь добра и справедливости. Никто, а Есенин в первую очередь, не противопоставляет «вшивую Русь» западной цивилизации. Дело не во «вшивости» и плохих дорогах – кто же за них цепляется? Нужно строить дороги и хлев для свиньи и телка. Но Бога-то терять не надо при этом.
И разве не Есенин в свое время, будучи почти запрещенным некогда, но переписываемым от руки в нашей стране, заявлял: «Я полон дум об индустрийной мощи» (Стансы). Разве не он с кровавой слезой, но, как и его земляки – «брадачи», воспринял советскую Русь:
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Хочу я быть певцом и гражданином,
Чтоб каждому, как гордость и пример,
Был настоящим, а не сводным сыном
В великих штатах СССР.
И он ли не понимал, кто он есть сам, когда изливал в стихах душу русскую:
Я человек не новый!
Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою.
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
Или в «Сорокоусте»:
Видели ли Вы
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрею храпя,
На лапах чугунный поезд.
(Какая образность-то, а! – авт.)
А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребенок.
Милый, милый, смешной дуралей.
Ну, куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница.
Жеребенок не знает. Но знает и принимает это Есенин. Он принимает новый мир. Но, разумеется, не с оскалом золотого тельца, а с ликом божественным. Пишет: «Мне нравится цивилизация. Но я очень не люблю Америки. Америка – это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и вообще лучшие порывы человечества. …я готов … предпочесть наше серое небо и наш пейзаж. Это не то, что небоскреб… зато это то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова…». И обрушивается со всею силою таланта на российских выродков, без чести, без совести и веры, запихивает их в «страну негодяев», где персонаж с хлесткой фамилией Чекистов (а на деле Лейбман – т.е. Л.Д. Троцкий), откровенно говорит о своих намерениях по отношению к русскому народу:
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божии…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
И о богохульстве Есенина. Тоже урок нам, нынешним. Побезобразничал Сергей Александрович, что таить, немало. Однако, как и кумир его Пушкин (ко всему прочему автор небезызвестной скабрезно-богохульной «Гаврилиады»), в конце жизни пожелавший умереть христианином, раскаянно признался:
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
А за это надо платить. Есенин и заплатил. В полной мере искупил грех свой. И грех этот Церковью, похоже, отпущен. Не случайно ведь не столь давно во время очередной годовщины ухода поэта в мир иной народ наш скорбел о нем вместе со служителями храма Христа Спасителя в Москве под звон его колоколов. В отличие от Швыдковского – министра культуры, отказавшегося печалиться о поэте во всероссийском масштабе, посчитавшего Есенина местечковым, всего лишь рязанского, а уж никак не мирового значения, поэтом. Как тут не вспомнить слова Надежды Вольпин, брошенные в глаза христопродавцу Мариенгофу: «Его до конца не понять ни вам, Анатолий Борисович, ни мне. Он намного нас сложнее… Думаете, он старше вас на два года, а меня на четыре с лишком? Да нет, он старше нас на много веков!... Его вскормила Русь, и древняя, и новая. Мы с вами – россияне, а он – русский».
Шум вокруг великого сына России – бунтаря, уникального человека XX века – не умолкает уже более сотни лет. И не смолкнет, пока жива Россия, всемирно отзывчивая, способная принести себя в жертву ради блага других. Россия, утверждающаяся не мечом, а любовью, широкая («сузить бы» – Ф.М. Достоевский), бушующая, как река в разливе. Но ход истории России – Божьей слезы – веще запечатлен в «Повести временных лет» и свершается по воле Божьей. Русь способна к самоочищению, чего, конечно, никогда не понимали и не поймут наши рационалисты-партнеры («должны заковывать в бетон» – Есенин). С их ли аршином мерить Россию, в которую «можно только верить» (Ф.И. Тютчев). И нам, гражданам Российской Державы, не перед кем каяться, только перед собой.
Смиряться? Да, надо. Но перед природой, красотой и Богом. Перед прочим же – сознавать свое достоинство. А Русский мир неизбежно возвратится к Отцу, как заповедано в Святом писании в притче о блудном сыне. Не легок путь. Но его прошли уже лучшие сыны Отечества: генералы и солдаты, великие труженики заводов и пашен, наши святые, гении-пророки: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Есенин, Рубцов… Имя им легион. Их стихи помогают глубже проникнуть в есенинскую суть и принять даже то Сергеево помраченное состояние, при котором «и шея тянется к петле». А в этой жизни «умереть не ново». Но всякий раз он «уходил из Англетера, захлопнув за собою двери в наш новый мир». Уходил, и благодаря своей поэзии тоже. Ведь это он, «Божья дудка», оголенный нерв поэзии, воспевший всем существом поэта шестую часть земли с названьем кратким, провозгласил пронзительно:
Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси!
Человек, выплеснувший из недр души своей такие речения, может ли быть забытым? Может ли быть временным явлением, как заявляют некоторые «умники», есенинский феномен?
Оппоненты талдычат: Есенин читаем и почитаем, пока Русь больна. Вылечится – и не станет нужды в печальном плакальщике Есенине. Ой ли! Вспомним, как обозначил Сергей Александрович время смуты и перемен и время, за ним идущее:
Напылили кругом, накопытили
И умчались под дьявольский свист.
А теперь во лесной обители
Даже слышно, как падает лист.
Его ли тонкой, хрупкой, отражающей музыку небесных сфер душе не возрадоваться, не воспользоваться тишиной, наступившей «во лесной обители» – своей стране, не приветствовать «жизни денницу», когда «дымком отдает росяница на яблонях белых в саду» и когда так «прекрасна земля и на ней человек».
Ему ли, Есенину, было не знать слов своего учителя Пушкина: «Служенье муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво». Поэтому наш ответ: Есенин вечен, пока Бог с Сатаной борется, а поле битвы – сердца человеческие (по Достоевскому). Так что вечны строки, написанные кровью:
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди…
Но до «второго пришествия» (на то, видно есть воля Господня) будет Есенин за нас «рубцевать себя по нежной коже, кровью чувств ласкать чужие души». И пытаться обвенчать-таки на земле «розу белую с черной жабой».
…Величайший лирик, чье поэтическое слово как бы и не слово вовсе, а божественная музыка, «Божья дудка» (повторим слова А.М. Горького), он будет с нами со всеми всегда – «оплеванный и избитый», интеллигентный и «зипунный», красивый и умный, наивный и дурной. Уж, извините, «Дух Божий витает, где хочет» (Евангелие).
Категория: Статьи Автор: Александр Киселев нравится 0   Дата: 03:09:2015


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru