Грузия
|
только он мог сказать, будучи родом из Грузии: «Хочу положить тебя в нагрудный карман рубахи и всегда и повсюду носить с собой» Над кладбищем где-то неподалеку от Тбилиси бесстыже палило солнце. Был полдень, 13-го августа 2018 года, и последний день Ее трехдневной и непростительно короткой поездки в Грузию на лит. фестиваль «По следам аргонавтов». Фестиваль, на который съехалась лишь дюжина писательниц с уклоном в мистику и альтернативную историю рода человеческого, организовала незаурядная грузинка — писатель и историк специалист по Греции, живущая последние годы на магическом Тиносе. Через пять часов предстояло выступить со стихами и с докладом на тему «Я в Грузию священно влюблена» на »круглом столе» в ассоциации «Стык культур» в Тифлисе, да, именно в Тифлисе, так ей было отраднее называть этот священный город, породившей Его, чью могилу она тщетно уже искала второй час подряд среди плотно прижавшихся к друг другу разнообразных надгробий с надписями в основном на грузинском. Сопровождавшая ее миловидная блондинка, сестра организаторши фестиваля, совершенно не походившая на грузинку, объяснила ей как выглядят первые две буквы его имени. Даты с короткой черточкой - «кладбищенское тере, длиною в человеческую жизнь» - она знала. Но Среди моря самых разных надгробий ни на стертых, ни на «молодых» плитах надписей с этими буквами не было. Некоторые могилы она уже просмотрела повторно. Рядов не было, несколько тропинок и узких аллей тянулись между неровными рядами могил - больших и малых -просветы между ними заросли колючками и высоким кустарником... Смотритель кладбища, высокий и статный, седой грузин после обещанного ею вознаграждения не сдавался, и вот уже почти час тоже ходил по кладбищу в поисках могилы, которую так напряженно разыскивала эта немолодая уже стройная блондинка, прилетевшая издалека, из какой-то другой страны. Ее просьбу помочь отыскать полувековую могилу Якова Джинждихашвили перевела с русского на грузинский для смотрителя кладбища ее спутница. Она былы не уверена, что он с точносью поймет на русском ее собственные обьяснения. В Одной из трех найденных им в кладбищенских списках могил - с одной и той же фамилией - была по ее словам подхоронена 7 лет назад урна с прахом ее любимого — возле захоронения его отца, о котором Она знала от него. Знала, что его первый из трех инфарктов произошел именно из-за смерти его отца, когда ему было около 24 лет... При упоминании об отце, вспомнила Она, остановившись возле мраморного фамильного склепа с магендовитом, его глаза становились влажными, Он он не подпускал слезу и, смотря вглубь себя, с болью произносил: «Вот так-то, женщина ты моя, любимая».ОН говорил без акцента, басом, на красивом русском, так как долго жил в Москве, был самым молодым доктором философии по тем временам, написал несколько философских книг и пару значимых романов - один, посвященный ей... Она тоже написала роман, посвященный ему, который он успел прочесть в рукописи - у нее в гостях в Испании под сенью кипарисов - и одобрить: «Пиши. Эта достойная литература. Пиши о любви, у тебя получается...» Он был старше нее на более чем 20 лет, был женат на верной ему красавице грузинке, обладал неотразимой харизмой.- Был похож на атлета, как ей казалось, - на черноокого атланта даже, если верить, что они были высоченными красавцами, умудренными тайнами бытия... И еще... все кто знали об их истории тогда - в Америке, в России, В Англии, где они в течении 15 лет то встречались, то расставались, то жили кратко вместе, - говорили: «Любовь, как у С. и Н.» Но у нее была своя собственная правда об их любви, возрастом в 30 лет: 15 лет до и 15 - после его смерти. Нет, не смерти — переселения одновременно на Небо и в ее душу... И так она его носила в себе. Растворенного в нигде, длящегося на Земле неимоверным усилием ее сердца - в стихах , в прозе, во снах... Так было до этого дня, до этого часа палящего грузинского солнца. Затмевая рассудок, оно словно по велению милости небесной отдаляло этот страшивший ее 15 лет миг — убедиться воочию, что его имя таки нанесено на плиту могильную, как и у всех покинувших этот мир... Ибо его завет, дабы развеяли его прах над морем, как Он однажды ей сообщил в далеком Нью Йорке в такси, младший его брат не выполнил. - Часть его праха, он сохранил в урне и привез из Штатов в Тбилиси в год кончины их матери Сары и подхоронил урну к могиле их отца Якова, как и сообщила в отчаянии трижды она гробовщику, через спутницу грузинку. (Ее длинная фраза звучала в переводе на грузинский подозрительно коротко, но она от волнени не придала этому значения и уточнила ему по-русски лишь фамилию...) Прах же его после третьего инфаркта в Вашингтоне развеяли жена с дочерью после поспешной кремации, на которую никто не успел прибыть ни из родственников, ни из друзей. А Второй инфаркт произошел у Него у нее на руках. В ее маленькой квртирке-студии в центре циничного Нью Йорка. Он после нескончаемой ночи любви и потом еще более нещадной сцены ревности к потенциальным будущим ее любовникам, вдруг побелев, схватился рукой за грудь и рухнул со стоном на диван. Она его дотащила до лифта, потом до машины возле парадной и повезла сама в неотложку. Бензин по дороге кончился и, едва дотянув до заправки, она ледяными руками пыталась тщетно попасть наконечником шланга в бак. Зацепившись колесом за паребрик, она подъехала к дверям госпиталя . Пока его выносили на носилках, она молилась в машине, упав головой на руль, с трудом вспоминая слова ОТЧЕ НАШ. Врезалось это в память навсегда. Часами позже она встретилась с пасмурно-смертоносным взглядом его жены в зале ожидания госпиталя , куда после звонка его другу художнику, та приехала вместе с его младшим братом Тимуром. В реанимационный зал ее не пустили. Как неродственницу. Позже в палату к нему ее тайком от жены провел друг-художник... Потом через 10 лет они снова встречались с женой его в Лондоне. Она приехала туда спасать его по ее же просьбе. Он перестал работать на радиостанции и слег в постель с коньяком, понимая что теряет ее... Была ссора. Накануне Она приехала к нему навсегда, наконец. Или надолго - в худшем случае. Но выяснилдось за день ее поездки из Штатов к нему, что ее лучшая подруга, тайно влюбленная в него, выслеживала ее по его просьбе, дабы убедиться, что Она уже кого-то себе нашла и тогда Он сможет ее бросить и быть с подругой с чистой совестью. Подруга наврала, что ее легкий роман в Колорадо с балеруном из театра был серьезным, вплоть до грядущей женитьбы, и Он поверил. Она же , раскрыв случайно заговор, не простила двойного предательства и приехала к нему в Лондон с чемоданом на три дня, а не на всю жизнь... Он тщетно ее заверял, что цель оправдывает методы (End justifies the means) ... У нее рухнул и внутренний мир, и внешний. (позже Она нашла выход, создав в литературе «невидимый-но-существующий»). Он же отказался в те дни в Лондоне от себя самого и мира вокруг вполне искренне. Когда же приехала в его Лондонский отель жена с его средним братом — шахматистом, и пыталась его образумить, что эта балерина - не она последняя, не первая у него, он сказал, схватив сидевшую рядом зеленоглазую молодую свою любовь: «Если она уйдет, я умру». Жена тогда схватила ее еще крепче за руку в коридоре и сказала: « Пока он не придет в себя, я тебя не отпущу»... Она и жена его, обе Его любили одинаково бездонно, видимо, хотя и по разным причинам, как-то ненормально, неэгоистично, вне человечески обьяснимых понятий, прощая все и принимая его каким был: потрясающим- бессовестным-потрясающим... Потому, что это был Он. Потом они на Охсфорд стрит вместе покупали туфли, жена его жаловалась что все ей туфли не подходят в отличии от Нее молодой. Так как у Нее ноги красивые - балетные... Она вернулись в Штаты, но уже не в театр — не в балетную компанию откуда ушла из-за него, уехав в Англию, ей было уже поздно сезон начался и а ее место взяли другую... И тут же вскоре у маетри Ее нашли рак и началась долгая борьба. Она лишь изредка выезжала танцевать как гость на отдельные спектакли и фестивали. Он приезжал к ней, они встречались по-прежнему, ибо после семикратных расставаний поняли что расстаться были не в силах как и быть вместе тоже было невозможно. Он пытался ее забыть, отпуская ее к другим, дабы не ломать ей жизнь. Ибо его возраст и здоровье, и особенно жена не давали им быть вместе... И мать ее тоже умоляла не губить свою жизнь Она же, почти уходя к другим, неизменно возвращалась, ломая сердца тех, кто убеждался в итоге, что Она любит Его и только, а они для нее лишь вынужденная альтернатива … Он же убеждал ее спастись от него и мучил сомнениями, что из них двоих Он любит ее по-настоящему, а Она будет изменять и любить других. Испытывал ее на верность -искушал любовь.. И, словно в протест, из справедливости высшей или чего -то еще, Неведомого нам пока мы живы, судьба предоставила ему возможность убедиться в верности ее сердца, но уже... на небесах. За 15 лет после его смерти Она никого так и не полюбила, и после этой поездки в Грузию, ни к кому не возвращалась из мужчин, лишь к сыну-подростку 16 ти лет, прикованному временно к постели после операции колена, - под надзором знакомого — мужа ее подруги-певицы с волшебным оперным голосом. . Нет, - Ее там, в Испании, никто из мужчин не ждал, разве что отец ее сына, чтобы продолжить психологические мытарства в честь того, что она его бросила когда сыну было лишь 9 месяцев - через неделю после смерти матери в Испанской Памплоне... А когда ее строптимому младенцу был почти месяц, Ее любимого не стало. Сообщила об этом в телефон его строгая жена: « Не плачь. Он тебя по-настоящему любил, это я тебе говорю, как никого»... Накануне Она отправила ему сообщения в ответ на его эл. почту с вопросом: «...ты кажется должна была уже родить этому твоему испанцу?» Она выслала фото новорожденного. Пришел ответ: «Ну вот ты получила то что хотела во имя чего все разрушила. Теперь твоя задача посвятить себя сыну. А этот испанец из той породы свино-людей, которая, зная, что такого, как я, оставила во имя него - прекрасного , вместо того чтобы ценить тебя и носить на руках, топтать будет. Я физиономист - по фото вижу: это раздвоенная личность - в профиль - один, в фас -другой». Она содрогнулась от этого пророчества: предчувствие последствий своей неисправимой ошибки на уровне землетрясения судьбы, которые ей предстояло проживать ежедневно и пожизненно, казалось понизило ее температуру тела навсегда. Ибо странное дело - после Его смерти средняя температура Ее тела стала на градус ниже. Неизменное 35.6... Словно, с ним часть нее ушла Туда, а Он остался частично с Ней Здесь... Словно обменявшись собою, они растворились в друг друге по велению их любви, а потом расстались до новой встречи Там, - так верила Она... Именно так и исповедовала свою любовь. Так и писала в стихах Ему — в «письмах небожителю», тому, который был повсюду и нигде... И вот пришел день, когда предстояло прочесть Его имя на могиле. Пригвоздить Его конец пути на Земле к осязаемой реальной точке, с надписью статистики и названием. - Как у всех, кто похоронен, как полагается... Но Он не подлежал никаким законам людей, как ей казалось с первой минуты их встречи. А Ее любовь была вне земных рамок и правил. Их путь по жизням и временам, описанный в романе и воссозданный ею в поэто-балете «Любовь Семиликая» в Мадриде в десятую годовщину его смерти, об этом свидетельствовали. И стало за эти годы уже реальнее Ее любовь к небожителю, нежели к нему живому. Любить его небесного и бессмертного было легче. Не изменять ему, гонимой им же самим, было проще: свободная - теперь она никуда, ни к кому не шла. Она Его носила в себе — ибо все остальное было невыносимо. А Он не мучил, не гнал спасаться от него к другим , не изменял, спасаясь сам, не допрашивал и не выслеживал, не убеждал, что Он ей лишь сломает жизнь, как предостерегает ее мать, и не проверял, не надеясь на верность. Но Он оказался неправ, а Она очень старалась верить в то, что Он оттуда видит ее верность, и его это как-то утешает, что он не жив уже... Невидимый и безмолвный, Он скользил рядом в паралельном, невидимом-но-существующем мире; за долгие 15 лет, изредка разные случайные ясновидящие передавали ей его поразительно схожие признания в любви с того света, выражались они неизменно в поэтических сравнениях с рассветом, повторялась и та же фраза «не дыши без меня» - название ее второй книги, изданной при его жизни, благодаря ему... Изредка, когда нестерпимые тиски сомнения душили ее веру в Его сосуществование в невидимом виде, Она просила его подать знак - хоть какой нибудь, ведь говорят исследователи альтернативных миров 21-го века, , что Там - в расвоплощенном виде - способности психовоздействия на окружающий, даже материальный мир, восстанавливается полностью и можно... рисовать облака, чертить круги на воде или... ударить в колокол... Однажды, прогуливаясь по золотистой аллее осенней в парке Ла Гранха, вдыхая осеннюю сырость и Его пьянящее присутствие в себе, Она шепотом попросила дать ЕГО знак, что ей не кажется, что Он таки слушает ее светлое признание, что по этой пропиатнной осенью аллее с мраморными статуями представаителей полубогов на пьедесталах, ей хочется пройти только с ним, и это и есть Счастье:. «Дай знак, как знаешь, как можешь, - повторяла Она , шурша намеренно желтыми листьями под ногами, - слышишь ли через меня листья, видишь ли их позолоченный осенью цвет?» - В полной тишине французского парка у подножия дворца Бурбонского в провинции Сеговия раздался звон колокола. Один удар. Радостно вздрогнув, она достала мобильный телефон из кармана куртки: « Время — 17.10. Нет не совпдение — в колокола не звонят в такое время, - стремительный поток мыслей эхом отзывался в учищенном пульсе, - может, в каждый час бьют или в каждые полчаса? Но за два часа в парке не пробило не разу!» - Сердце неистово колотилось. «Ну еще раз!, - попросила Она, - дай еще знак, чтобы точно, чтобы не сомневалась... прости, но так мне это необходимо, ну... пожалуй...». Два удара того же колокола со стороны дворца перебили ее шепот. На мобильном телефоне высветило - 17:20, парк закрывался через час... Бродя с улыбкой по аллеям с фонтанами и статуями до самого закрытия, Она не услышала ни одного удара колокола. В кафе-книжном магазине «Фаринелли» возле парка Она осталась до позднего вечера — в колокола в Ла Гранха больше так и не зазвонили... В тот год Она стала чаще бывать в этом парке. Словно там было ближе до Него дотянуться. Говорят, что дворцы часто строятся там, где по советам духовных лиц королям, существует незримый вход в параллельный священный мир, где есть некие высокие вибрации - порталы на Земле, и даже, подозревают, что они геометрически соеденены некой матрицей — проектом.. Это мистерии, пока нами не разгаданные, вернее, не доказанные... Пусть говорят, Она много читала об этом, и еще больше считывала с интуиции ее души с оголенными нервами. И, возможно, потому ее и тянуло поближе именно к дворцам... И Эскориальский дворец-монастырь, где растила сына, и Ла Гранха, и замок - Альказар в Сеговии — все они, по историческим источникам, были возведены именно в таких мистических точках испанской земли.... А пару раз стряслось даже недозволенное. Она была в объятиях странных случайных мужчин - странных, потому что каждый из них в порыве страсти сказал ту же его фразу: «Женщина ты моя любимая.!» И страсть была такая бесподобная, и так ей мерещилось, что это Он через них ее ласкает, подселившись в них так же бессовестно, поправ дозволенные правила и рамки небытия, как и не соблюдал земные заповеди.. Он так и обещал при жизни, что, как та всевидящая пластмассовая сова, подаренная им когда-то в Нью Йорке, Он будет следить даже за ее снами, и через уста другого умудрится ее целовать... Тайно Она знала, что так и было... Случайная ночь - неповторимая, как было лишь с ним, а наутро потом совершенно чужой человек и смущение ее, и недоумение стареющего писателя-грузина, мол, такого в жизни не переживал - словно из другого измерения, так не бывает, особенно в таком возрасте… «Нет, бывает. Он оттуда может все. Видимо, потому что «Любопь», потому что - Он. Потому, что - мы.. Потому, что у нас так есть и было, и будет», - объясняла Она себе каждый раз, когда вера в запредельное помогала пересиливать боль Его Неприсутствия среди живых и чуждых вокруг... Почувствовав как обгорела щека на солнце, Она оперлась о высокий обелиск из серого мрамора и стала вытаскивать колючки из брюк. Блондинка грузинка уже сдалась на полчаса ранее и вернулась в машину, где ждал шофер. А Она осталась одна на том солнечном кладбище и уже, как безумная, бродила вкривь и вкось среди могил, твердо решив, что не уйдет, пока не найдет могилу его отца Якова, где покоится и Его прах. «Может, Он этого не хочет, может, боится за меня, что сердце лопнет, как увижу его имя на надгробье, вот и не пускает?» - Она задумалась. Вокруг не было не души. Разве что невидимые души мертвецов, которых она беспокоила, переступая их могилы. Центральной аллеи, ведущей к выходу кладбища, не было видно. Перешагивая через могилы, наступая на паребрики и обходя ограды ( тропинок между ними не было), Она мысленно извинялась перед погребенными, веря, что все они Там знают и читают ее мысли своими способностями мертвецов с полностью разблокированной ДНК после гибели тела. А в таком случае они на прямую считывают информацию ее мозга, как и полагается, по последним теориям, и знают, что не из богохульства Она по их могилам ногами ступает, а в отчаянии найти - вот уже третий час кряду - могилу того, кого любила, любит, - кто ждет Там - среди них, и где-то, совсем рядом, здесь с ней скользит в параллельном мире все-видящих и вечных расвоплощенных землян... Она останавилась, поискала глазами ранее бродившего, как и она, между могил высокого гробовщика. Живых нигде не было. Небо рассмотреть не удавалось - солнце слепило глаза, но среди рощи могил ей стало вдруг спокойно. Сосны с сухими шишками качались над головой - сосны, как в ее снах. Он ей снился часто одной из них - на одиноком острове посреди остановившейся воды в изумрудном море... Она закрыла глаза и стала разговаривать с ним молча. Стала просить: «Мне без тебя - без твоей помощи - не найти могилу. Помоги мне - дай знак, как только ты можешь, если хочешь, чтобы нашла могилу твою; прости, не нашла цветов - по дороге шофер все время плутал и не туда ехал, а ларьков с цветами у вас тут нет возле дорог, как помню в детстве. Помнишь, рассказывала тебе? В 8 лет была с родителями в твоей сокровенной Грузии. Помнишь, про могилу Грибоедова рассказывала - как плакала над ней в юбку мамину? Невесть отчего почуяла тогда, что мне судба такая же, как окаменевшей Нино ,уготовлена- тебя любить и над твоей могилой упасть, как она, и разорвется грудь от боли... Помоги найти тебя здесь, если ты не гневаешься, что приехала сюда, ты же знаешь 15 лет все тебя ношу живым в себе... Дай знать, что ты есть, что все, во что верю, таки есть, - что все, что написала в книгах - есть, что невидимый-но-существующий мир ваш существует, что увидимся, что ждешь, что будем вместе когда нибудь...» - Она собралась было плакать. Но что-то внутри нее перестало чувствовать боль, словно наркоз в душе разлился и Она просто стояла, прислонившись к сосне спиной, закрыв глаза, ослепленные солнцем на безоблачном небе. Она смирилась. И с тем, что было последнии 15 лет, и с тем, что будет, Но смирится с тем, что уйдет, так и не найдя его могилу, Она не спешила... Она пошла к единственной алее, рассекавшей кладбище надвое, почти наощупь, солнце не давало возможность смотреть в даль. Силуэт гробовщика возник недалеко от нее справа неожиданно. Она поспешила к нему и снова его попросила проверить еще раз списки: «Джинджихашвили, - проверьте. Может, еще есть могила отца его где-то. Проверьте снова!» Они вместе скользиил пальцами по списками имен напечатанных по-русски на белых страницах в пластиковых чехлах... Он качал головой с сожалением. Она вдруг сорвалась в голосе: « Ну, урну вот подхоронили семь лет назад. К могиле его отца, я же вам говорила. Урну с прахом, вспомните, приезжали из Америки - его брат - высокий, как Вы, красивый седой грузин, он и подхоронил прах к могиле отца - Якова Джинджихашили!» Гробовщик резко захлопнул папку с белыми листами, и воскликнул на чистом русском: «Ну да. Как же. Я же ее эту урну и захоронил с ним!! Да и имена его и матери надписали - Нодари и Сара! Да вот — пойдемте, в двух шагах здесь могила то!!!» - Он схватил ее за рукав и потащил за собой... В сознани у нее было поднялась огромная волна с гребнем из светящейся пены, черная и беспощадная, но тут же застыла, ибо Она задержала ее, остановив в себе время, перестав дышать на весь этот долгий миг, пока они делали несколько поспешных шагов по широкой главной аллее. - Вторая от края аллеи, импозантная могила из темно коричневого мрамора. Портрет-барельеф его отца. Надпись на плите рядом с плитой отца на-грузинском: «Нодари и Сара Джинджихашвили», - перевел гробовщик, указав пальем на надгорбье. И даты через тире верные. Она вырвала рукав из рук гробовщика и толкнула его от себя: « Уходите быстрее, оставьте меня - уходите скорее !!!» Она бросилась к могиле: «Нашла тебя, наконец, о, Господи, нашла!» … Просто плита гранитная, в ней отверстие, землей прикрытое - небольшой четырехугольник, — конец - квадрат, там урна под землей, там … Красивые буквы грузинские - выгравированы на вертикальной плите, куда она уперлась лбом. Пальцем обводит каждую букву Его имени: «Вот это две буквы - одна, как подкова. И год - 2002 - смерть.. Как же было больно Нино … но она каменная уже... Кто-то рядом ужасно не по-человечьи выл и кричал, стенал так, что надо было срочно заткнуть уши, ибо это невыносимо резало кладбищенскую тишину. Изваяние Нино, потрясшее ее в детстве, вело себя иначе над надгробьем Грибоедова — Нино, коленопрекалоненная, безмолвно кричала от горя, обняв крест - огромный крест в изголовье могилы. А тут вопили на весь мир, да так близко, что некуда было деваться. Она постаралась не слышать этого крика, который словно выбросил ее в воздух, вверх — навстречу небу, так, что кроны сосен были совсем рядом. Но, наверное, сосны тоже оглохли, казалось, они перестали качаться и окаменели, как изваяние Нино. А, может, в такие моменты Время тоже застывает и потому не слышно на Земле другим могилам оглушительный немой крик чьей-то души? Крик - это движение и звук, а если нет времени, как там - у них, кто уже под плитами, то и не слышно ничего ни Здесь, ни Там? … Он видел как ее душа, нехотя и плавно, снова вернулась в ее коленопреклоненную фигуру... Он успел ее обволочь и пропитать собой так кратко, что Она сама этого не заметила, пребывая в удушливом и плотном земном измерении... Он похвалил себя, что учил Ее в тяжелую минуту душевной боли смотреть на себя со стороны, - тогда, когда умирала у нее на руках в муках от рака молодая сестра ее матери, а Он ее утешал по телефону... Услышал теперь и фразу умирающей Тамары перед смертью, сказанную его зеленоглазой женщине, которую Она утаила от него: «Не слушай никого, будь с ним на день больше, чем сегодня, чем завтра, чем никогда, он женат, ну и пусть, ведь это у вас Любовь...». Она очнулась и прислушалась - больше рядом не стенали, не завывали надрывно. Стояла таки гробовая кладбищенская тишина... Сосны бесшумно касались неба... Ей показалось, что они произростали ветвями из осветленной синевы и упирались корнями в Землю, питаясь небесным животворящим током, который струился по их стволам к подножию, к корням и переливался в почву кладбища. Ей послышалось как ток этот растекался по могилам, способный сделать чудо - воскресить, где-то там за синим куполом над ее головой, тех, чьи опустевшие тела были скрыты могильными плитами. Ей захотелось остаться там надолго, дабы слушать и слушать этот утешающий пульс струящегося осязаемого в тот миг невидимого пучка света... «Словно по венам и артериям Земли течет пульсируя почти та же кровь, что и у нас. Мы все - одно целое.», - кольнула ее безумная мысль. - «Ничто никуда не исчезает. И не происходит из ничего», - услышала Она его не раз сказанную фразу... «Так никогда до дна, как горе, как звездопад, как водоем, как в небо - ствол, а в землю - корни, так никогда не быть вдвоем, но сохранять смешную верность куда бы ни ступали мы, пока не втянемся в поверхность без высоты и глубины», - заструились в памяти любимые строки его стиха, превратившиеся уже за 15 лет в ее тайное заклинание. Понимая, что ее затягивает в недозволенное, откуда, как Он при жизни ее предостерегал, можно и не вернуться, Она оглянулась - нет ли поблизости гробовщика. Гробовщик медленно прошел мимо по аллее в нескольких шагах, не останавливаясь, спросил : «Нужен ли уход за могилой?» Но находясь в оцепенении, Она не ответила, а потом позже пыталась тщетно его найти и заказать уход. Но в тот миг Она слилась со спасительной тишиной. Неподвижная, ничего не ощущая, Она представила себя застывшей, как камень., как Нино. - Боль способна окаменеть? - Бесшумно, навсегда - на все измерения и времена - это мгновение пронеслось — свершилось и растворилось. …. Но Он, глядя на нее сверху, лаская ее собою, делясь собою, и всем тем, что переливалось так щедро - по-неземному - в нее, знал, что этот ее вопль, эти ее судороги страдания, порожденные любовью, останутся в извечной вселенской памяти . Он видел оттуда то, что знал от деда-равина при жизни: слеза- вода, начиненная высоким лучезарным вибрационным зарядом человеческой души, - способна отдаться пространству подобно слову — бумаге, и остаться в памяти универсальных извечных архивов Бытия … «Все существует во имя извечного существования, - почему то пронеслось у нее в сознании его философская фраза. - Извечного существования Любви». Обводя сострадальчески и любовно грузинские буквы его имени указательным пальцем, размазывая по ним слезы, Она шептала ему на всех пяти языках, что любит его. Пыталась запомнить как пишется его имя на родном ему языке. «Я в Грузию священно влюблена», - пронеслась первая строка будущего стиха... Так откровенно говорить с ним вслух Она не решалась. сдерживалась все 15 лет до этого момента … Цунами, застывшее во времени , заслонившее горизонт, не обрушилось - а плавно сползало вниз и затопило светящейся пеной всю гладкую лазурь до выгнувшейся вверх линии горизонта... По земному времени прошло не более 20 минут. Многие вокруг Него, прибывшие полюбоваться на любовь на покинутой ими Земле, уже расплывались в разные стороны. Кто-то светясь оранжевыми бликами позавидовал ему, особенно бывшие мужчины, а парочка женских сущностей с иронией вращались вокруг него, вспыхивая изумрудными кругами вокруг собственной оси. А одна даже призналась, что восхищается плакальщицей и пожелала в следующей жизни тоже так же полюбить - «по-грузински», даже, если потом столько страдать придется... «Не зарекайся», - отпарировал Он ей. - Ни на кого не возлагается более тяжкого бремя в жизни, нежели он способен вынести». Лазурная сущность вяло возразила: «Знаю, но это же всего миг страданий этих, это Там кажется, что долго, зато вот любовь навсегда растянется потом и повсюду...» Она с трудом нашла выход с кладбища. Тяжелые ворота открылись на удивление легко, хотя до этого они вдвоем со спутницей блондинкой их открыли с трудом... «Помог мне, оттуда», - пошутила Она, ощутив пьянящую легкость на душе. Прямо напротив входа кладбища, по другую сторону пыльного шоссе, был магазин цветов. Она бросилась через дорогу к дверям магазина, избежав чудом пронесшихся мимо машин, нашла ведра с цветами в глубине магазина. Выбрала сразу 7 белых гладиолусов и одну бардовую распустившуюся розу. О своем стихе о кактусе и гладиолусе не вспомнила, но безошибочно тотчас же выбрала именно эти цветы в магазине, и не удивилась пораженному взгляду продавца, видимо от оставленной на прилавке сдачи в лари. Но зайдя в туалет в магазине за туалетной бумагой для носа (Салфетки кончились), и, заглянув в зеркало, поняла в чем дело. Скомканное от судорожных рыданий лицо было вымазано черной пылью с ее пальцев, касавшихся букв могильной плиты... Она не умылась . Выскочила с букетом из магазина. Откуда-то возникший шофер схватил ее за руку и помог перейти шоссе, останавливая мчавшиеся мимо машины в обе стороны... Потом снова плутала и не могла найти Его могилу среди распластавшегося под солнцем бесконечного поля надгробий ... Но уже спокойно бродила, забыв о времени, упрямо молилась - просила помочь его: « Не уйду, пока тебе не положу цветов». Подойдя к могиле, сгорбившись по-старушечьи, Она сердобольно ладонью стряхнула сосновые колючки с плиты. «Поняла, почему долго не помогал нам найти могилу - ждал пока моя спутница удалиться, чтобы я побыла с тобой. Наедине, без свидетелей...» - шептала Она расплывающимя грузинским буквам... Как сомнамбула положила веером 6 гладиолусов. И розу посередине на нишу с Его урной. Погладила буквы Его имени. Поблагодарила буквы с именем матери Его за то, что породила Его на свет. Положила седьмой гладиолус на могилу Его отца рядом и села молча на паребрик могилы. .. Она знала, что ее ждали в машине, да скоро «круглый стол», а еще ехать час. Но она не могла оторваться от надписи на плите: казалось, что еще одно напряжение души, еще каким-то образом стоит продлить в себе что-то - там возле его могилы, и Она дотянется до Него, сольется, дотронется, и соединится с чем-то необьемлемым, долгожданным , всеобьясняющим , казалось вот-вот что-то распахнется в Ней и . .. Но ее ждали там - на шоссе - в машине и, вероятно, уже с негодованием.... Встав на колени, Она в последний раз погладила гладиолусы... Он любовался белым свежим гладиолусом на могиле его отца... А отец , приникший к нему рядом, думал о том, что его младший сын, захоронивший урну его старшего сына в его могилу уже тоже среди них... Младший брат ,Тимур ,после Его смерти 15 лет назад отыскал в Инете Его любимую, уже уехавшую тогда из США в Испанию и дружил с ней глубинно и сердечно, лелея память брата... В день Его рождения они подолгу в скайпе общались - пили за него и говорили по душам. ОБщее горе их сплотило- их потеря , а Тимур еще и жену похоронил любимую - вторую, к которой ушел от первой. Сделал то, на что не решился его страший брат , ибо тот исповедовал свою религию - не причинять никому боли... Младший Брат, приникший рядом к Нему и к их отцу Якову, одновременно с ним переливался голубоватым свечением и радовался, что Она нашла могилу, хотя и обещал при жизни поехать с ней вместе к Нему в Тифлис на кладбище… Но не успел. Волновался, что сама одна не найдет где захоронили урну в этом море могильных плит... Но при жизни Тимур и не ведал, что если Она попросит, то ей, на Земле,можно будет помочь оттуда. Как не знал и того, что сам из уажения отвернется, слегка позавидовав брату, когда увидит Ее на коленях, целующую буквы грузинского имени на могильной плите. Не знал, что сможет скользить вместе с ней и с братом - сопровождать ее шаги по каменным плитам храма в Мцхете. Слушать, как молится Она за них покойных и незабвенных перед Животворящим Столпом в их родной Грузии. Не подозревал при жизни и то, что за «круглым столом» Она будет говорить о любви и о Грузии, о Скартвело о Секварули не своими словами, ибо голос ее дрожал, а горе после кладбища затуманили ей волю к жизни. Не знал, что слова его брата будут истекать из ядра самой Его сущности - изумрудной любовью- подобно крови из вен по капельнице, прямо в Ее мозг. Он помнил, что Она не раз говорила ему по телефону об этом... Да, мысли-слова его брата обращались Ее словами , и Она - с заплывшими от слез глазами и распухшими губами - произнесет сокровенную и мудрую речь о Любви так, что слушающие в тот миг представители делегации фестиваля «По следам аргонавтов» замрут в изумлении и в глазах у многих набухнет слеза — светлая и чистая. «Мы все немножко маги при жизни, особенно те, кто творят, служат Искусству... Потому и создала я МАГИ — межд ассоциацию граждан искусства. С Девизом - «наше отечество — Искусство», - Она говорила завороженно, глядя сквозь сидщих вокруг нее собратьев по перу. «Жаль, это все надо было бы сказать перед огромной аудиторией, а не здесь в этом скромном зале» , - громко произнес высокий импозантный джигит - директор ассоциации, когда стихли аплодисменты... Директор с удивительно знакомым Ей лицом сидел напротив во время Ее речи и листал Ее роман и многочисленные вырезки из газет и журналов со статьями о Ней и публикациями. Ее 7 книг лежали перед ним на столе... «Он бы гордился ею, необыкновенная женщина, умница, красавица», - угадала Она мысли директора ассоциации и улыбнулась, наблюдая за большими волосатыми руками, листавшими страницы ее романа, посвященного Н.Д.... «Попрошайка любви», - прочитал Он название на обложке во всеуслышание светящихся развоплощенных организмов плавающих вокруг Него... Как и много раз уже бывало, Она и не сомневалась, что говорила не совсем Она, как и писала, впрочем, тоже: Она лишь дописывала за Него в стихах и в прозе то, что Он не успел сказать сам. «Золотое руно - это то самое тайное познание, которые ищут извечно человеки. И не подозревая, что путь к нему лежит в глубине их самих. Оно хранится внутри нас. Дотянуться до него можно после покидания себя Заземленного, тогда когда поймешь цель бытия и тайну бессмертия.. Мы - смертные боги, а боги - бессмертные люди. И все существует - вся суета и Там и Здесь - во имя извечного существования Секварули... Да; слово «любовь» звучит по-грузински красивее, нежели на всех других знакомых мне языках. Сравните сами: амор- амур-ла- аморе и СЕКВАРУЛИ. Простите в стихе, который я прочту в заключение, я перепутала секварули и сакартвело», - сказала Она и, подвинувшись на край глубокого старинного кресла., взяла в руки листы со стихами. «А Грузия это и есть Любовь», - произнес кто-то из слушающих с грузинским акцентом. *** Я в Грузию извечно влюблена с какой поры и где тому начало? С тех пор как в я в Тифлисе отдыхала с родителями в детстве, чья вина, что мне уютно в горных деревнях, что я грущу возле ручьев прохладных, и мне родима тень навесов виноградных и, что пишу о маковых полях в моей поэто-прозе и в стихах, и не боюсь дорог в горах опасных, мужчин воинственных и страстных с тоской без дна и с вызывом в в глазах, что преклоняюсь пред вдовой в слезах - Нино над Грибоедовской могилой, пред верностью непостижимой силы, что кров, покинув родину, нашла в груди ТИФЛИССКОГО мужчины душой, умом и телом исполина - уже давно бессмертного грузина, с грузинской верною женою Зиной, с очами - оникс в оправе жEмчуга.. «В Америке по-русски Cакартвело - шутил: «Любопь». Его Сердце болело трижды от смертельного нЕдуга... ….................................................................. Я посредине кладбища одна здесь ЕГО прах — и я кричу Тифлису из-за задернутой судьбой кулисы слова с надгробья в гроте Мтацминда: по что «любопь» тебя пережила? Вдали таинственно молчит скала... А на надгробье даты и слова - родное имя на грузинском - шепчу на русском и английском: «Ты жив — alive – покуда я жива - тебя любовь моя пережила». Многоголосье … эхо панихиды... Родная - с детства русского - страна.... Я в Грузию священно влюблена... Наверное, еще с времен Колхиды... 2018 - СЕНТЯБРЬ *** “но для чего пережила тебя любовь моя!” Нино - Ниноби - Чавчавадзе. (Надпись на могиле Aлександра Грибоедова в гроте горы Мтацминда) посвящается Н. Д. Любовью твоей коронована хожу я вдовой-королевой - любовью своей четвертована- не единственной и не первой Над надгробьем твоим суждено - как в пещере горы МтацминдА, изваянье скорбящей НинО - мне склонится душой навсегда ... И ответить на возглас НинОби на могиле начертанный в гроте что хранимый молитвой любови |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Светлана Дион | нравится 0 Дата: 06:12:2018 |