Продолжительный гул проходящего поезда, уносящийся за край вселенной, пропадающий за золотой полоской лесопосадки, недалеко от станции Кошево, поторопил спешащих к станции дачников, напоминая и об их, родной электричке.
Люди с котомками, авоськами, рюкзаками и хозяйственными колясками уже подходили к станции, некоторые из них спрашивали у обгонявших соседей время и уточняли расписание электричек.
По шоссе, лежащему параллельно железнодорожным путям, шел непрерывный поток машин, и открытие картофельного сезона, видимо, ощущалось и на дороге: в куче мешков с картошкой на грузовых самосвалах и кучках на багажниках легковых автомобилей и их прицепах.
Дачники, похоже, тащили в своих сумках, рюкзаках исключительно картошку. Российский самовывоз практикуется везде, где есть люди, и существует картошка.
Эта хозяйственная горячка ничуть не отражалась на спокойствии неба, в котором расплывшийся след самолета еще долго казался застывшим и красочным, потому что смешивался с малиновыми, фиолетовыми и голубыми тонами, украсившими и без того прекрасное наступление бабьего лета. Небо Айвазовского поглощало землю, и в его приливах иногда отражались взгляды мечтателей.
Некоторые дачники, заняв вакантные места на завалинке старой станции и на ее больших дощатых ступеньках, как раз тем и занимались, что смотрели на красоту высокого мира.
Неожиданно раздался гудок и какой-то мужчина дал всем понять, что электричка приближается, крикнув своим дачникам знакомое: «Едет!»
Высокая насыпь, на которой уже толпился народ немного ожила, когда по ней стали карабкаться опоздавшие дачники, таща за собой тюки и коляски, обгоняемые детьми и домашними собачками на поводу.
Но ожидаемая электричка оказалась товарняком, и народ, вдоволь наглотавшись пыли, разочарованно посмотрел ему вслед, все еще стараясь опомниться от несносного крика пролетевшей махины.
Семафор, подающий надежду своим зеленым светом и сопровождаемый длинным гудком и очередным приближением электровоза, и во второй раз обманул ожидающих. Поезд промчался мимо с такой скоростью, что его таблички: Владивосток-Москва были едва уловимы для встревожившихся пенсионеров.
– Что же это такое? – заметила одна из бабулек, – Это поди уже восьмой пошел час, а где та, которая на девятнадцать тридцать?
– Ну не на сорок же минут опаздывает? Давно такого не было! – отвечала она кому-то.
– Вот давеча тоже так было... – вел пропаганду на другом конце насыпи и дедок, опирающийся на палочку, – Поначалу опаздывала, а потом товарняк проехал, еще пассажирский и почтовый...
Прогнозы старого дачника скоро оправдались, потому что, в самом деле, через некоторое время промчался почтовый, и разочарованные дачники стали спускаться с насыпи, стараясь занять все те же вакантные места на завалинке у старой станции.
Все это сопровождалось неминуемым возмущением и продолжительными выводами.
А в непостижимой высоте декорации стали более контрастными, и бесплатный театр еще приковывал к себе неисправимых романтиков, если таковые и попадались среди обычных российских трудоголиков на небольшой станции Кошево.
Но спектакль и здесь закончился. Скоро самые веселые краски стали серыми, и небо теперь напоминало графские развалины, пока, наконец, и эти декорации не почернели, пряча последний азарт солнца за краями кипящего горизонта.
– Едет! – доложился дедок. Он один не покидал своего поста и как вкопанный стоял и караулил подступы к насыпи.
Часть дачников, расположившихся на привале, облегченно зашевелилась, и насыпь ожила. Собаки шустро бежали, дети смеялись, и все казалось радостным, до того момента, пока мимо всех ожидающих не промчался многотиражный товарняк, обдавая глазевших угольной пылью и другим дорожным сором.
– Какая наглость! – громче всех возмутилась молодая женщина, выглядевшая на фоне общей массы более чем оригинально, и по живой очереди прошла волна возмущения.
– У меня важный день! Мне нужно выспаться! – продолжала возмущаться женщина, придерживая руками края своей соломенной шляпки и пытаясь снова спуститься с насыпи, таща за собой на поводке собаку и коляску с цветами и зеленью.
– Это свинство! Безобразие! Завтра всем на работу! Изде¬вательство над людьми! Откуда можно позвонить? Уже девять часов! Связалась с этой … картошкой... – можно было услышать много интересного о Российском правительстве и о родной матери от дачников на крыльце у закрытых дверей на старой станции.
Но это ни сколько не улучшило положение дел, потому что и в десять часов вечера подгулявшая электричка не явилась.
Очередной товарняк, спровоцировавший часть доверчивых дачников, в очередной раз заставил присутствующих карабкаться на насыпь, между тем, как более опытные пассажиры так и не покинули уютной лавочки, стоящей у старой станции.
В течение еще одного часа добрая часть дачников несколько раз штурмовала проклятую насыпь, сопровождая всякий раз очередной, проносившийся мимо состав хорошими русскими словцами.
– А че бы вам не разойтись! – предложил ближе к одиннадцати часам вечера дедок, не покидающий свою боевую насыпь.
– Было бы куда разойтись! Понабирали участков! Одно название – дачи! Где мы там будем спать?! На полях с березками! Мне завтра на работу! Между прочим, у меня завтра спектакль! – стали разноситься по всей насыпи реплики, пока какой-то мужчина не предложил пойти к нему на дачный участок, где стоял небольшой вагончик с печкой-буржуйкой внутри.
Оптимистов оказалось немного, но и этого количества было достаточно, чтобы переменить решение, потому что в вагончик могли поместиться не больше шести человек.
В темноте люди напоминали сказочных персонажей, а насыпь и вовсе превратилась в историческую драму жизни.
Скоро издалека донеслось несуразное пение, и все вспомнили про деревню Кошево, трассу, на которую нужно было идти, обязательно куда-нибудь дозвониться и что-нибудь предпринять.
Но с появлением пьяных плотников, возвращающихся с калыма и опоздавших на последнюю электричку на добрых полтора часа, всем стало теплее. Иваныч и Егорыч, как они себя называли, сразу принялись за дело и, достав топоры, соорудили небольшой костерок.
Их идея понравилась абсолютно всем, вокруг костра собрался почти весь народ. Кто-то вспомнил про старый заброшенный клен, валяющийся неподалеку, и скоро дерево приволокли поближе к костру. А прапорщик Вася, в котором все почувствовали мужчину, гостеприимно предложившего не так давно свой дачный вагончик, взяв у плотников топор, был похож на героя, обеспечивающего костер дровами.
Не было и двенадцати, когда народ уютно расселся возле большого костра, и только дедок все еще находился на насыпи. Его темный силуэт среди звезд и острых кленовых прутьев, сросшихся с насыпью, напоминал сказочного стража.
Между тем у костра, конечно, после всех высказанных обид и предложений, завязался весьма приятный разговорчик. Говорили об урожае и о новом рецепте засолки огурцов, о правительстве и семейных проблемах.
Родную бытовую болтовню изредка разряжала странная дама, оказавшаяся актрисой. Она выкидывала разные эмоциональные номера и ее амбиции, на счет нездорового российского транспорта, вызывали у народа здоровый смех.
Скоро все знали про ее спектакль. Было весело, тепло, уютно.
Звезды падали на землю, и все искренне понимали, что и ради этого можно забыть весь кошмар, связанный с копкой картофеля.
На очередное предложение плотников: допить их добрую часть – полбутылки, народ отреагировал положительно и был организован хороший походный фуршет с самодельным вином, остатками спиртного, недоеденными бутербродами и т.д.
Кто-то додумался печь картошку, благо, что все сидели на картофельных тюках, и картошки в тот вечер никому не было жалко.
К полуночи дачники успели друг с другом перезнакомиться. Дедок, оказавшийся, в конце концов, рядом с бабкой, выяснил, что ее огород как и его – ее крепость. У стариков, как выяснилось, было много общего. Признался ей, что вот уже пять лет видит ее на насыпи, а подойти все никак не решается.
Прапорщик Вася нашел общий язык с актрисой. Плотник Егорыч уже собирался ехать не домой, а к Зойке, с которой только что познакомился. Дети играли в прятки, довольные, что представилась непло¬хая возможность попользоваться свободой.
Скоро, смеха ради, подхватили идею прыгать через костры и петь коллективные песни.
На проезжающие товарняки и скорые пассажирские поезда уже никто не обращал внимание.
Тогда как проезжающим казалось необычное скопление не иначе как празднованием дня урожая.
Потом ели печеную картошку и рассказывали страшные истории, причем, все взрослые были похожи на своих детей.
– Посмотрите! Какой у нас замечательный Российский костер! – расцвела вдруг и актриса, появившаяся в свете искр с каким-то венком из прутиков на голове в сопровождении своего кавалера, прапорщика Василия. Он уже успел сгонять к себе на участок и откопать не весть откуда старенькую, но дееспособную гитару.
– Российский костер! Российский костер! – закричали дачники и громко зааплодировали артистке, после чего какая-то пенсионерка буквально спихнула со сцены молодежь и громко воскликнула:
– Господи! Неужели вы не понимаете, что это наш Российский дурдом!
Последняя фраза повисла в воздухе, и за пылающим костром опять показался строгий понедельник. Все задумались и замолчали.
Как броненосец Потемкин, из глубины ночного коридора на насыпь осторожно выползла груженая электричка, и в течение нескольких секунд опешившие дачники смотрели на пассажиров другого мира как на явление Христа народу.
– Эй, вы там, у костра! Вам что, особое предложение нужно! – закричал из своего окошка машинист, и все поняли, что появилась реальная возможность
уехать домой.
Пассажиры с других станций, просидевшие пять часов в электричке в связи с какой-то аварией, успели успокоиться и впасть в нормальный здоровый сон, теперь вынуждены были тесниться и беспокоиться.
* * *
Разрезая ночь пополам, долгожданная электричка как метеор неслась по железнодорожному коридору, останавливаясь на станциях, которые легко можно было узнать по опознавательным знакам костров разложенных тут и там.
– Смотрите! Смотрите! Сколько костров! – обращал вынимание взрослых людей какой-то подросток, указывая на очередную станцию.
– А наш костер, то есть наш Российский дурдом, был самым лучшим! – заметила в свою очередь и дама с собачкой со станции Кошево.
Скоро ночной город стал стрелять дробью своих огней по приближающемуся пассажирскому эскорту, и Бог его знает, как и на чем добирались уставшие дачники до своих домов, рискнувшие ехать на предпоследней электричке нашего Российского дурдома.
|