Предсмертный храп загнанной лошади. Пыльная дорога под солдатскими сапогами. Люди. Кругом, везде люди. Убежать подальше от проигранного сражения, от чего-то пугающего позади. Вчерашние герои превратились в спешащих трусов. Приказ отступать, и никто не смеет ослушаться.
А совсем недавно взрослые мужчины хвастались¬ новобранца¬м своими подвигами на войне. И те во всём старались подражать героям. Им казалось, что армия это большое приключение. Но не получилось. Бой не был загородной прогулкой. Вчера вокруг была смерть. Сегодня: кровь раненых, крики ампутации. Война это боль, это страх. Многих из тех, кто слушал рассказы вчера, сегодня в этом пешем строю уже нет. Убитые остались лежать не похороненн¬ыми – новая добыча для падальщико¬в. Бой, выстрелы. Вот рядом упал друг, а ты идёшь дальше. Белоснежные медицински¬е фургоны оглушают прерию своими стонами. И снова кровь, боль, смерть.
Лишь немногим повезло. Одетые в одинаковую синюю форму они шли, не давая пыли опуститься¬. Шли и думали о своём. Далёкий дом, пережитый¬ утренний бой, пустота впереди. Кто-то бормочет молитву.
И среди всех только один счастливый. Вон он смеётся и прыгает на обочине. То плачет, то что-то мычит и показывает на солнце. Рассказывает¬ о боли. Идущий строй смотрит на него и улыбается. Кто-то кинул огромный кусок сухаря. Юные руки поймали его и жадно засунули целиком в рот.
Офицеры толкают колонну вперёд. Не задерживайся. Положение даёт возможност¬ь ехать на коне. Вдоль длинного строя туда-сюда снуют всадники, торопятся¬ по своим делам. Не хочется есть, только пить и пить. Слава богу, ещё есть наполненна¬я фляга. И ни шага в сторону, потому что в голове одна мысль: не покинуть строй, быть как все. Лишь бы не остаться одному в этой зловещей войне. Знакомые лица? Нет. Уже нет! Сплошная масса мужчин, спешащих на север под лучами нового дня.
Вперёд, подальше от смерти. Где-то в начале колонны переливается флейта. Музыка так привычно зовёт за собой. И барабаны… Они гулким эхом диктуют темп шага, ни на минуту не замолкают. Ритм сердца – тук, тук, тук. Удар – шаг, удар – шаг.
А куда не кинь взгляд - нетронутая¬ плугом земля. Высокая трава прячет людей в своих объятиях. Укрыть, защитить, уберечь… Деревья, с ещё зелёными апельсинам¬и на тоненьких веточках, смотрят вслед спешащим солдатам.
И снова он – счастливец, бегающий с полупустой флягой. Сорвал незрелый плод. Укусил, скривился, бросил на землю. Протянул руку за другим, но взлетевшая¬ птица остановила¬ его. Забыл обо всём, и побежал за ней размахивая руками. Улыбается сам себе, радуется тому, что живой.
Вдруг остановилс¬я. В воспалённом мозгу мелькнули чёткие воспоминания. Шаги в плотной шеренге по полю боя, взрыв ядра рядом, невероятной силы удар по вискам. Всё, конец. Тех, кто шёл рядом, кого знал – уже нет. Изуродован¬ные тела застыли в немом крике. А дальше бег. Бег вперёд, не оглядываясь. Пыль в лицо. Глаза плачут и смотрят сквозь дым. Бежать и слушать. Слушать, слушать крики, стоны людей без рук, без ног. Прямо здесь. Вот здесь, перед тобой и везде, со всех сторон. Всё, стоп. Закрыл глаза. Оглушённый¬ взрывом не слышит окрика офицера. Из рук выпала перебитая выстрелом винтовка. Ступор.
Хлопок по груди и конец. Маленький фонтанчик крови и офицер замолчал навсегда. Оборванные¬ на лету слова. Красное пятно, растекающееся по груди. Солдат схватился за голову. Потянул за волосы и почувствовал себя. Он жив, он есть. Липкая кровь стекает по пальцам, но не его, а того кто кричал:
- Идти вперёд! Встать в строй! Не рвать шеренги!
Солдат открыл безумные глаза и начал повторять:
- Идти вперёд! Встать в строй! Не рвать шеренги!
Что-то сломалось в мозгу. Обрывки воспоминаний рассеялись как дым. Интерес пропал .
- Встать в строй! Идти вперёд! Не рвать шеренги!
Взлетая всё выше, птица оставила бегущего за ней далеко позади. Исчезла в синем небе и бросила человека в одиночестве. Он замычал. Схватился рукой за куст и начал яростно ломать тонкие ветки. Колючки впились в руку. Опять боль. Везде эта боль. Но вот по лицу скользнула улыбка. Сумасшедший громко засмеялся:
- Идти вперёд! Встать в строй! Не рвать шеренги!
Закрыл глаза. Развёл руки, словно птица крылья. И сразу потянуло запахом нагретого солнцем луга. Ветер шевелил растрёпанные волосы и синева небес просвечивала сквозь уставшие веки. Так хочется взлететь и посмотреть на них оттуда, сверху, свободным. Но там, позади, его колонна. Надо обратно туда, к ним. Споткнулся о камень и упал, не выпуская фляги. Вновь поднялся, не понимая уже больше ничего. Цветные картинки сменялись чёрно-белыми, счастье – печалью.
Несчастный теперь был освобождён¬ от винтовки, а вместе с ней и от боя. Освобождён¬ от криков и взрывов, от свиста пуль и фонтанчико¬в крови. Свободен от идущих друг на друга шеренг.
С голым торсом, в одних лишь в сапогах и штанах, он мял шагами нехоженую траву. Делал еле заметную тропинку в сторону, где его ждало то, что видел только он. А совсем рядом была дорога, живущая людскими шагами.
Прошедших солдат сменяли вновь пришедшие. Между колоннами медленно катились пушки. Запряжённые лошади, колёса, дула, а среди них крик и плеть ездового. Один отряд, второй, а потом ещё, ещё и ещё. Армия отступает. Раненые в телегах умоляют смерть не приходить,¬ а мёртвые зовут её своей тишиной. Смех безумного солдата ни у кого не вызывает призрения.
Птица, облетев всех, вернулась к гнезду. Она пристально наблюдает за человеком, бегущим всё дальше и дальше от дороги и за двумя солдатами, готовящимися к выстрелу. Не желая отставать от своих, они быстро заряжали ружья. Порох, затем пуля. Остановившийся возле них безумец глянул на колонну. Толкнул одного. Второго сбил с ног.
- Идти вперёд! Встать в строй! Не рвать шеренги!
Смотря им в лица, ожидал выстрела. Но солдаты, бранясь из-за невыполнен¬ного приказа, поспешили догнать колонну и встать в строй. А он, оставшись вдруг один, упал на колени перед загнанной лошадью. Заплакал, глядя ей в глаза и слушая предсмертн¬ый храп. Огромные, широко открытые, влажные глаза были такие же живые, как и он. Они смотрели, возвращая разум безумцу. Они дарили надежду. И вдруг закрылись перед ним, внезапно изменив всё. Так кто же здесь, среди спешащей массы был по-настоящему¬ безумен? Тот, кто поил из фляги загнанного¬ офицером коня? Или те, которые всё-таки ушли прочь по пыльной дороге?
Кавалерия врага, промчавшис¬ь мимо, вернула бегущих в бой. Здесь, на непаханом поле, у диких апельсиновых деревьев¬, сумасшедши¬й гладил голову коня и смотрел на бесконечно¬сть. Чувствуя тепло руки, лошадь вдруг поднялась и встала рядом с пережившим своё безумие солдатом.
|