Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















После смерти я выйду к реке

* * *

После смерти я выйду к реке.
Постою в тишине у обрыва.
Посмотрю, как блестят сиротливо
Огоньки вдалеке.

Вспоминая, что жил среди вас
И глотал этот воздух железный.
В этот тихий, предутренний час
Постою над открытою бездной.

Над любимой рекой постою.
Неужели я здесь лицемерил?
Для того ль в этом темном краю
Я надеялся, чувствовал, верил,

Чтоб какой-то кудрявый урод
Под коммерческий свист уркагана
Загонял полупьяный народ
В виртуальный мирок чистогана?

Все, что было, ушло в Никуда.
Стали прахом багряные флаги.
Сторожит ледяная вода
Затрапезную песню коряги.

Как вы гадки, гроши в кошельке!
Как унылы родные мотивы!
…После смерти я выйду к реке.
Постою в тишине у обрыва.

















* * *

Лист тополиный качается в небе дрожащем,
Шепчет мне тихо, что надо бы жить настоящим,
Болью зубной, комаром, возле уха пищащим -
Жить настоящим.

Надо бы жить этим старым заброшенным садом,
Этими трубами с красным кирпичным надсадом,
Скрипом ступенек и с детства родным звукорядом.
Большего счастья не надо.

Кислою вишней и клена округлою кроной,
Дымом костра и еловою веткой зеленой,
Плеском волны и двухвесельной лодкой смоленой,
Видом с балкона.

Жить настоящим так просто и так невозможно -
Ветер подует, и станет на сердце тревожно,
Страх не унять, и мучителен шорох подкожный.
Как осторожно

Падает время, росой на траве оседая,
Каплей дождя в запредельную тьму упадая,
Робкой травой на откосах моих увядая,
Сжавшись в комочек и в страхе беззвучном рыдая,
Падает время...




* * *

На уступе скалистой горы
Чуть заметное облачко дыма.
Видишь узкие эти дворы,
Глинобитный приют караима?

Он лелеет свой каменный дом,
Как пчела животворные соты,
Заполняя бессонным трудом
Известковые эти пустоты.

Трудно жить среди бед и скорбей,
Чтоб в кромешную тьму не сорваться,
И как сухенький жук-скарабей
За скалистую вечность цепляться.





* * *

Самое время от века устать,
Время валяться в траве шелковистой,
Слушать кузнечиков треск да считать
Капли «ку-ку» среди полночи мглистой.

Сладко биение древних кровей.
Пусть одурманенный вечным кошмаром
Твой соплеменник - лесной муравей -
Прет на базар с иноземным товаром.

Глухонемая судьба муравья -
В норки влезать да выигрывать крохи.
Слаще свободная жизнь соловья -
Щелкать в тиши, наплевав на эпохи.

Под шевелюрой притихшей листвы,
Как за стеной меркантильного мира
Нам не увидеть наклон головы
Златоречивого баловня лиры.

Что нам выигрывать? Были б стихи!
Ведь ни на грош соловью не обидно,
Что среди зарослей старой ольхи
Песня слышна, а певца и не видно.

Лишь бы заветные звуки лились,
Лишь бы летели - со щелканьем, свистом.
Если в свободной груди родились -
Не затеряются во поле чистом.


* * *

Дрогнет камень под легкой ногой,
И движенья его не измерить.
...Неужели не будет другой?
В это так невозможно поверить!

Страшно хрупкую жизнь потерять!
И, ловя улетевшие миги,
Так нелепо себя утешать,
Что останутся имя да книги,

Что останется сгусток идей,
Чистых слов ледяная криница.
Мне хотелось бы стать для людей
Чем-то большим, чем просто страница.

Что с того, что раздумья мои
Неизбежно останутся в слове?
Даже если б исчезли они,
Не беда. Лишь бы не было крови.

Как ты низко упал, человек,
В жажде власти, богатства и славы!
Двадцать первый неведомый век!
Неужели ты будешь кровавым?

Неужели божественный свет
Не увидит грядущее племя?
Замолчи, вдохновенный поэт.
Не дразни одичавшее время.



























* * *

Провинциальная тоска на фоне сломанной рябины.
Свинцовый ветер у виска играет пухом тополиным.

Провинциальное тепло убогих дров и крыш железных,
Где столько времени прошло в воспоминаньях бесполезных.

Который век душа болит! Какие горькие минуты
Мне куст рябиновый сулит в угаре пригородной смуты!

Здесь птичий посвист, рыбий плеск, безумье ранних возгораний,
Шальной кузнечиковый треск, листочек бархатный герани.

Вся жизнь - как пение сверчка. Трещат шестнадцатые доли -
Все как у Баха-старичка в заштатной музыкальной школе,

Где западает ми-бемоль, где с Вечной Музыкой один ты.
Родная блажь, зубная боль, хоральное зиянье квинты.

Ты край родной не узнаешь - здесь все давно на ладан дышит,
И слишком трезво сознаешь - никто твой голос не услышит.

И звездный Генеральный Штаб к своим победам равнодушен,
И звезды катятся в ухаб, как в ад - наказанные души.

И невостребованный стих свечою тонкой догорает.
Не потому, что голос тих - здесь все сегодня умирает.

Не исчезай, мой горький бред - рябин родимых силуэты!
...России, может быть, и нет - ее придумали поэты.















* * *

Никуда не уйти от размера -
Венский вальсик по венам бежит,
День осенний, дождливый и серый,
Вместе с тонкой осиной дрожит.

Но трехдольная музыка эта,
Под сурдинку валторны рябой
Словно след отгоревшего лета,
Черноморский упрямый прибой.

Будто Штраус, приехавший в Питер,
На морозе поправивший фрак,
И слезу неумелую вытер,
И со скрипками канул во мрак.

Фрачный век в невозможное канет,
Ветер времени дунет на нас.
Меткий выстрел в Сараеве грянет,
Франц-Иосиф подпишет указ.

Расчеркают все небо кометы,
Потеряют короны цари.
Все пройдет. Но останется где-то -
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два...





























* * *

На небе дорогом зеленая листва
Колеблется, шумит в неистовой отваге.
Под этот милый шум кружится голова,
Рождаются слова и просятся к бумаге.

Вот так и жизнь пройдет, колеблясь и шурша
Причудливой листвой под тресканье синицы.
Как пламя на ветру, колеблется душа.
Меж ней и той листвой стираются границы.

Хотелось бы прожить не кенарем в пыли,
Не мокрым воробьем, не петушком в навозе...
Как сладко ощущать дыхание земли,
Где гусеничный шелк, где крылышки стрекозьи!

Я слышу - старый дуб шумит над головой
Всей кроной кружевной, во тьме расправив плечи,
Врастая с каждым днем системой корневой
В упругие пласты славянской древней речи.

И кроны тополей упрямый ветер гнет,
И каждый тонкий лист, под дождь подставив спину,
Колеблется, шумит, трепещет и поет,
И падает в овраг, на вымокшую глину.




























* * *

Помани меня, шиповник красный,
В мир душеспасительной листвы,
Чтобы я, к страданьям непричастный,
Пал в объятья сонные травы.

В царстве целомудренных иголок
И упругих девственных ветвей
Ты поймешь, как мир когтист и колок -
Мир суровой родины твоей.

Буераки, рытвины да кочки.
Вот уж солнце кануло в траву.
Но со мною трепетные строчки -
Это значит, я еще живу.

Дернет упоительнейшим током.
Затрепещет мир перед концом.
Смерть придет на каблучке высоком -
Медсестрой дежурной со шприцом.

Мир тебя, конечно, позабудет.
Но живи, мгновением дыша.
Не печалься, что другой не будет -
Лишь была бы эта хороша.

Лишь была бы эта... В ней, напрасной,
Не поднять усталой головы...
Помани меня, шиповник красный,
В мир душеспасительной листвы.





















* * *

И солнце в облаках, и зреющий анис,
И грубая кора задумчивого дуба,
Всё счастье мне сулит и поднимает ввысь,
Куда ни оглянись - всё ново мне и любо.

Проходит чудо-жизнь, на лестнице шурша
Соломенной трухой, серебряной поземой,
Тебя не приютить, бездомная душа,
Ни в небе голубом, ни в жирном черноземе.

И даже в золотой березке на холме
Тебе не обрести желанного приюта,
И в сказочной, цветной, словесной кутерьме,
И в снежной бахроме, и в жажде абсолюта.

Ты, вечная, как мир, как вещность и ничто,
Прозрачна, как эфир, как звезды, целокупна,
Мелка как решето -
Как прошлое, тебе грядущее доступно.

И вся ты словно сон предутренний, как тень,
Как животворный мир пузыриков воздушных,
Как светлый день,
Задумчива, свежа, беспечна, простодушна.

И жутко, и легко, когда уже летишь,
Пронзаешь парой крыл небесные высоты,
Не мучаешься ты, не плачешь, не скорбишь -
Глядишь на Божий мир с орлиного полета.














* * *

Не зарастет народная тропа.
А.С. Пушкин.

Я споткнулся на пятой стопе,
Прочитав о народной тропе -
Пробежали мурашки по коже.
Много видел я троп и дорог,
Но высокий Небесный Чертог
Был назойливой славы дороже.

Двести лет захудалый народ
Рифмовали со словом «вперед» -
В Лету канули бойкие строчки.
А народ средь глухой нищеты
Стерегут нумизматы - менты
Да свистят в жестяные свисточки.

Мы - как птицы. Поем никому.
Ну а родина тонет в дыму -
От Архангельска и до Кавказа.
Зарифмованный бедный народ
Всё на те же приманки клюет -
Корку хлеба да лживую фразу.

Есть награда повыше толпы
И протоптанной ею тропы,
И загробной медовой коврижки,
И завистливой лживой молвы.
... Разве шелест несмятой травы
Чем-то хуже прочитанной книжки?

























* * *

Не страшно смерти. Страшно пустоты.
Беззвучных звезд, от холода дрожащих.
Как вы страшны, янтарные хвосты
Комет жужжащих!

Как сложен со Вселенной диалог,
Когда не скрыть отчаянья и боли!
Легко ль глядеть на звездный потолок
В смирительной рубашке силы воли?

Легко ль валяться круглым голышом
На дне морском? Обкатанным, зажатым,
Засыпанным доверчивым песком,
Беспомощным пред бездною разъятой?

И что тебе, что рядом голыши
Другие, чья судьба твоей не проще?
И равнодушно шепчут камыши,
И свищет соловей в соседней роще.


































* * *

Уже трава готовит пышный пир
За зиму истомившейся сетчатке,
И одиозный сталинский ампир
Средь парка прорастает в беспорядке.

И вспоминаешь разговор дождя
С рябой листвой, и сбор макулатуры,
И кепочку картавого вождя
С кусками проржавевшей арматуры.

Тревожный вой взволнованных трибун,
Весомый слог великого грузина.
И затрапезный пролетарский гунн
Со стеклотарой ждет у магазина.

О, как я не любил ходить в строю!
Но, кутаясь в цветное одеяло,
Я знать не знал, что жил тогда в раю,
И газировка в горле застревала.

Как горько мне, что ты пошла на слом,
Эпоха коллективного психоза,
Где гипсовая девушка с веслом
Роняет заштампованные слезы.

Верни, верни мне свой палеолит,
Страна обмана, ядерный могильник!
Опять клещи несут энцефалит,
И в церкви озабоченно звенит
Бандитской «Муркой» краденый мобильник.
























ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ПОСЕЛОК

Вот он, пригород – ямы, бараки,
У платформы – кривые кусты.
И бездомные бродят собаки,
Поджимая седые хвосты.

Опершись на ободранный столик,
С головою, склоненною вниз,
В лыжной шапке рябой алкоголик
Продает второсортный анис.

Закричит: «Забирай-ка всё сразу!
Отдаю за любые гроши!»
И бледнеет обыденный разум
Пред загадкою скифской души.

А вдали, у крутого обрыва,
Под скулеж озверевших дворняг
Так мучительно и сиротливо
Одинокий гудит товарняк.

Сам не знаю, куда мне деваться.
Истомленный в неравной борьбе,
От России хочу оторваться,
Но она прижимает к себе.


















НИТЯНАЯ ГРИБНИЦА

1

В бесжалостной русской темнице с наперсток осенние дни.
Растет нитяная грибница из каменной мерзлой земли.

Маслята растут из подзола, из щедрого клина дождей –
Сопливая плоть комсомола, фальшивых крикливых вождей.

И где за шишигой шишига, за мраком колеблется мрак.
Встает за барыгой барыга, насильник, упырь, вурдалак.

И стынут зеркальные лужи, и кажется, выхода нет.
Наверно, бывает и хуже, но будет ли хуже, мой свет?

2

Ты помнишь ли запах известки, воды и речного песка?
Умчавшихся дней отголоски, узорную тень ивняка?

Белесую пену ромашки, след шины на мокрой тропе,
Порез от коварной стекляшки на девичьей нежной стопе?

Как всюду, бунтарь и острожник, в седой придорожной пыли
Безбожно пророс подорожник, плебейское семя земли?

3

Как ветер в казенной палате, что хлопает нагло дверьми,
Вся жизнь получилась некстати, но ты и такую прими.

С постылой, оскольчатой тьмою, с ее первозданной тоской,
С морозной и слезной зимою, с мостами над сонной рекой.

С сюжетом, что издавна задан, где вечен неправедный суд.
А золото, смирну и ладан младенцу волхвы поднесут.

4

Где солнца янтарная глыба скрывается в темной воде,
Судьбе говорю я спасибо, неправде и лютой беде.

Стираются в памяти лица, и сонные бродят струи.
Растет нитяная грибница сквозь нервные клетки мои.

И катится липкая скверна, как бочка с ободранным дном.
Юдифь головой Олоферна торгует на рынке Средном.

А ты всё сидишь над строкою, и сиплый поет козодой
Над Камою, Волгой, Окою, живою и мертвой водой…




* * *

Так вот вспомнишь однажды давнишний, замшелый сюжет –
Пруд, кувшинки, скамью, бесконечное жаркое лето.
Громоздящийся мир в никуда уходящих примет,
Упоительный свет, чудо-россыпи летнего света.

Там сверкала роса, там склонялась ольха, трепеща
На стозвонном ветру, комары ожидали прокорма.
Дядя Вася тащил серебристого с Волги леща,
И все живы еще, и казалось, что времени – прорва.

И все живы еще, хоть над нами висит приговор
Смерти, смерти рябой, до локтей натянувшей перчатки.
На июльской поляне пестрел разноцветный узор –
Мой персидский ковер, узаконенный пир для сетчатки.

Там и тихая Вера, а с нею Надежда, Любовь
Выходили на берег, плескались в воде до заката.
В искореженных венах густела тяжелая кровь,
Стыла в небе луна – замороженный свет циферблата.

Так вот нехотя вспомнишь и ветер в височной кости,
Тошноту от мигрени, тревожную дрожь капилляра.
Эту гулкую ношу никак не сумеешь снести –
Шаг до выстрела, бреда, шального земного кошмара.

Для чего тебя дали мне – гулкая, липкая жизнь,
Ледяная строка, запечатанный в сердце осколок?
С каждым прожитым днем всё кошмарней твои миражи.
Колют небо стрижи с беспощадностью швейных иголок.

С каждым днем всё кошмарней бессовестный русский вопрос.
Депутатский наркоз над поруганным тухлым болотом.
И уже не сдержать до конца не проглоченных слез.
Невеселый вопрос, ну да что там, да что там, да что…

















RECORDARE

Поезда срываются с откоса.
Замерзает мертвая вода.
Нет коварней русского вопроса,
Нет бездонней слова «никогда».

Что мне от Божественного Дара?
То не дар, а жуткая беда.
«Никогда» звучит как «Recordare»,
Нет бесслезней слова «никогда».

Вспомнишь ли слова свои простые
В ожиданьи Страшного Суда?
«Recordare, - скажешь, - Jesu pie,
Recordare, - скажешь, recorda…»

Незаметно пламя разгорелось,
Словно клен в октябрьском саду.
Мне бы память выполоть хотелось,
Словно в огороде – лебеду.


































* * *


Ребристый лес, волнистый дол,
Болотная трава.
Там чистотел и суходол,
Там кровь моя жива.

Там серебрится в поле лен,
И много лет подряд
Цикорий, лютик и паслен
С ромашкой говорят.

Я не забуду никогда
Свой разговор с травой,
И край, где мертвая вода
Становится живой.

Я с той страной давно знаком,
Я сам из этих мест,
Где всё стоит над родником
Простой дубовый крест.

Там ковшик с ледяной водой,
Там тополь на юру,
Там пахнет греза резедой,
Там я с тобой умру.


























* * *

Если б я только знал, что всё будет так,
Если б я тоньше чувствовал нить событий,
Я б не сжимал в руке ледяной пятак,
Я бы смелей смотрел в Гефсиманский мрак,
Был бы Фаворский свет ярче всех наитий.

Если б я только знал, что моя стезя
Будет темнее русских ночей беззвездных,
Знал бы, чего говорить мне никак нельзя,
Если б я точно знал, кто мои друзья,
Я бы прожил не так…да теперь уж поздно.

Если б ты только знал, что всё будет так,
Что не рассеят строчки кромешный мрак,
Если грядет вселенская катастрофа.
…Не оттого ль щеглы на ветвях твердят
Этот кристально-чистый словесный ряд:
Родина, Звезды, Вселенная, Тьма, Голгофа…

































* * *

И жизнь страшна, и жесткие стрижи,
Крылами дребезжащие по цинку
Скребут жестокосердные ножи,
К смертельному готовясь поединку.

И сам ты, недобиток и дебил,
Поймав свою страну на добром слове,
Всю жизнь-отраду подло загубил,
Но не пролил при этом вражьей крови.

Когда вздымался в небо красный флаг,
Ты был простой советской канарейкой,
Одним из голенастых бедолаг,
Толпящихся на утренней линейке.

Повязанный сермяжною судьбой,
Где каждый был товарищем и братом,
И Родина вставала за тобой
Огромным полыхающим закатом.

Зачем тебе янтарный звукоряд,
Шальная жизнь, полуночная свара?
И жизнь страшна, и нет пути назад,
И нет безумней русского кошмара.


























БЕРЕЗОВАЯ РОЩА


Здесь на фоне небес чуть заметное ветки дрожанье.
Вечер тихий такой!.. По березе ползет муравей.
Как природа мудра – укради у нее содержанье,
И она прозвучит интонацией тихой своей.

В этом светлом лесу содержанье не так уж и важно.
Мне не нужен сюжет, если музыка так хороша.
Зазвучит камертон – одиноко, светло и протяжно,
И по квартам своим перестроится крошка-душа.

Этот нищий нахрап, это вечное белое с черным,
Где на фоне небес накидали земли в молоко.
…Не хочу быть волом, бессловесным, тупым и покорным!
В громыхающем мире, враждебном, нелепом и вздорном
Я хочу быть от бед далеко.

Здесь на фоне небес чуть заметное ветки дрожанье
И трещание веток при каждом движеньи ноги.
А читатель смешон – подавай-ка ему содержанье,
Чтоб заполнить скорей поросячьи тупые мозги.

Впрочем, сам ты не лучше…Подкожная музыка эта
Уловима породой унылых домашних сверчков.
Так пускай Марь Иванна читает во имя сюжета.
Мир бы явно загнулся без них, дурачков.

























МУЗЕ

Ну какого такого рожна
Ты трезвонишь ночною порою?
Для чего ты мне в жизни нужна?
Кто ты мне? Ни сестра, ни жена.
Что с того, что в меня влюблена?
Я сегодня тебе не открою.

Для чего ты приходишь сюда,
В громоздящийся мир мышеловок,
Где замерзла живая вода,
Где надрывно гудят провода
Посреди узколобых ментовок?

Ну к чему мне твой птичий язык?
Я к нему не приник, не привык,
В нем так много согласных свистящих!
Знаю – дорог, да мал золотник.
Так не мой ли щебечет двойник
Соловьем в опечаленной чаще?

Не тревожь мои темные дни.
По ночам ты ко мне не звони,
Делу - время, но всё ж искони
О потешном все думают часе.
Отдыхай-ка от этой возни
На Олимпе, душа, на Парнасе.















Категория: Стихотворения Автор: Евгений Эрастов нравится 0   Дата: 13:02:2012


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru