Конечно, всю тему в коротких заметках не охватить. Возьму лишь маленькую капельку: переводы на немецкий «Дамы с собачкой». Причем я приведу для примера лишь два профессиональных перевода, сделанных литературными переводчиками, у которых оба языка с детства были родными. Книги эти были опубликованы в Германии.
Итак, начнем с той фразы, с которой Чехов описывает знакомство Гурова с Анной Сергеевной:
— Вы давно изволили приехать в Ялту?
Как же ее переводят на немецкий? В одном и другом переводах это звучит одинаково:
- Sind Sie schon lange in Jalta? (Вы давно уже в Ялте?)
Оборот «изволили приехать» - выпал и получилось что-то сродни допросу в полицейском участке. Суховато.
Но еще более приблизителен перевод следующей фразы Гурова:
— А я уже дотягиваю здесь вторую неделю.
Она переведена в одном варианте так:
- Und ich bin bald zwei Wochen hier. (А я здесь скоро уже две недели).
А в другом чуть по-иному:
- Und ich bin beinahe schon zwei Wochen hier (А я здесь почти уже две недели).
Центральное слово «дотягиваю» в обоих вариантах перевода отсутствует. А ведь именно в нем – главный смысл. Дотягиваю, доживаю, томлюсь, мучаюсь, скучаю…вот что это означает. Это почти явный призыв к знакомству: «разделите мое одиночество»! Ведь Анна Сергеевна в Ялте всего «дней пять - Etwa fuenf Tage», а через две недели и она начнет томиться, «дотягивать».
Но что же дальше?
— Время идет быстро, а между тем здесь такая скука! — сказала она, не глядя на него.
Она принимает (!!) его посыл и соглашается, что здесь невыносимо скучно:
- Die Zeit verstreicht schnell, und doch ist es hier so langweilig! - bemerkte sie, ohne ihn anzusehen.
В другом варианте перевода:
- Die Zeit vergeht schnell, dabei ist es hier so langweilig! - sagte sie, ohne ihn anzublicken.
Оба варианта вполне подходящие.
Но что же ответил на это Гуров? Дама с ним согласна. И что, беседа на этом угаснет?
«Полное согласие - свойство для беседы весьма скучное.» заметил еще Мишель Монтень в своих «Опытах». И Гурову, опытному сердцееду, это известно лучше других.
И тут он делает сильный ход. Вероятно, этому отчасти способствовало еще и то, что он уловил в интонациях, в выговоре своей новой знакомой нечто провинциальное, не столичное. Ведь в те времена не в пример нынешним четко различался надменный петербургский выговор и мягкая московская «акающая» скороговорочка. Все остальные говоры считались провинциальными. Я уж не говорю о малороссийском фрикативном «г». Так вот Гуров сразу замечая это, тут же подтрунивает над ее фразой о скуке:
— Это только принято говорить, что здесь скучно. Обыватель живет у себя где-нибудь в Белёве или Жиздре — и ему не скучно, а приедет сюда: «Ах, скучно! Ах, пыль!» Подумаешь, что он из Гренады приехал.
- Das sagt man gewoehnlich nur so, dass es hier langweilig sei. Leute, die irgendwo in Belevo oder Zizdra zu Hause sind, langweilen sich dort nicht, doch kaum sind sie hier, heisst es: «Ach, wie langweilig! Ach, der Staub!» Man sollte meinen, sie kaemen aus Granada hergefahren.
Напомню, что Белёв – маленький городок Тульской области, а Жиздра – Калужской. Тут перевод вполне адекватен, но для немецкоязычного читателя, конечно, ничего не говорят названия этих маленьких провинциальных русских городков. И, конечно, замена слова «обыватель» на безликое Leute (люди) тоже смазывает чеховскую иронию.
Подчеркну лишь то, что это тонкое наблюдение Чехова относительно наигранной "скуки" обывателей верно и сейчас, т.е. спустя более ста лет после написания "Дамы с собачкой".
- Ах как у вас тут в Германии (в Америке, Израиле, Париже, Амстердаме и т.д.) скучно и неинтересно! То ли дело у нас в Харькове (Днепропетровске, Житомире, Кременчуге и т.д.)
Не буду продолжать далее, скажу только, что перевод классики дело весьма непростое. Обычно жалуются на трудности перевода современного жаргона, особых реалий нынешней жизни. Но с классикой, пожалуй, еще сложнее. Ведь классика это не одномерное линейное повествование. Для нее характерна яркая образность, глубина, трехмерность. Но у нее есть еще и четвертое измерение – время. Уж если вышло полное издание без купюр "Двенадцати стульев", к которому приложен чуть ли не целый том комментариев, почти к каждой фразе ("Все учтено могучим ураганом", "Контора пишет" и т.д.), то что уж говорить о времени, удаленном от нас на столетие. Недаром Набоков, переводя на английский роман «Евгений Онегин», снабдил его тремя томами комментариев. Потому что там, что ни слово, то ассоциация, привязанная ко времени, удаленного от нас на столетие.
Достаточно упомянуть хотя бы это:
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз,
Уж отворял свой васисдас".
Васисдас – форточка в полуподвальных помещениях,
через которую немцы-пекари в Санкт-Петербурге продавали хлеб.
Was ist das? – спрашивал немец, когда ему стучали в окошко с улицы. |