Штрихи
|
Мужики с Оби-реки (сибиряки) Весна в Сибири капризна, день ко дню не приложишь. Можно тремя днями побывать в лете с жарой за трид- цать градусов, в осени с вечерним заморозком, и в зиме со снегом по колено. Но племя рыбаков-охотников погодными сюрпризами не испугаешь. По большой воде в разные стороны уходят от берега дюралевые лодки, гор- бясь днищами перевернутых обласков, а пойма множит эхом звенящее пенье моторов. Из тёмных речных глубин на заливные луга выплы- вают рыбины, шевеля некось озерных истоков шершавыми телами, подготовленными природой к икромёту. Рыба вес- ной сильная, жирная, вкусная, поэтому сети, несмотря на запрет, мужики с Оби-реки (сибиряки) ставят всегда. Добы- вают стерлядь, язя, щуку, а с недавних времен и сазана. А как же иначе: «Быть у воды и не напиться?». Ловить сазана, правда, непросто. Мощь его настолько велика, что сети рвутся как паутинки, и в «стенке» остают- ся дыры в рост человека. Сибирский мужик изобретателен, для поросят-сазанов он уготовил другую снасть – ружье. На резиновой лодке или обласке рыбо-охотник за- бирается на затравевшее мелководье, в тень затопленного куста, где раньше замечались сазаны, и затихает. Выстрел чуть ниже и спереди спинного плавника, и рыбалка закон- чена… Медвежий шанель Сдача пушнины момент торжественный и ответсственный. Он итожит результаты твоего двухмесяч- ного пребывания в лесу. Выкладываешь на прилавок тугие жгуты беличьих шкурок. Отдельно, в сторонку, мох- нашки* ссáженных соболей. Скорее для красного словца, торгуешься о цене за «хвост» вкруговую… Пришлось нам как-то весь сезон медвежатину есть, ва- рили долго – боялись трихинеллёза. Понятно, что после длительной термообработки мясо превращалось в малопривлекательное месиво, прилипающее к зубам, а с лапшой, без приправ, это была тошнотина. Давились, но ели, куда денешься… Жуёшь, а мысли в голове разные: «Ведь и человечин- кой косолапый не брезгует, кто его знает, что он кушал на- кануне отстрела, может, соседом-охотником закусил где по- путно». Лепешки тоже жарили на медвежьем жире. Из-за отсутствия керосина жгли жир в коптилке. Пропитались мы медвежьим духом на сантиметр под кожу. Так вот, идём сдавать пушнину, стемнело уже, а фак- тория на противоположном краю поселка размещалась. Начали движение в полной тишине. Чу – одна собака за- выла, вторая залаяла, третья подхватила, и поднялся такой концерт, какого поселок, верно, не слышал с момента своего основания. Собаки жались по подворотням, бежали огородами, а самые храбрые вымахивали на улицу с явным намерением ухватить нас за пятки. После нашего зашествия внутрь все непривязанныепсы собрались около заготовительного пункта. Много ихбыло. В воздух пришлось стрелять, чтобы разогнать гамящую стаю. С тех самых пор медвежатину не ем ни в каком виде. * Мохнашки – собачьи рукавицы мехом наружу Днёвка Особенное удовольствие на продолжительной охоте получаешь от так называемой днёвки. Де- лаешь себе отдых в зимовье и устраиваешь баню. Греешь ведро воды на костре, добавляешь снег, доводя до нужной температуры. Встаешь на два плоских полена и поливаешься водой из кружки. Пока моешь внизу – пена на голове успевает замерз- нуть. Стучишь – лед. Обливаешься полностью и надеваешь свежий комплект солдатского белья – кальсоны и рубаху. Наступает непередаваемое ощущение чистоты и бла- женства. Оно продолжается, пока забираешься в спальник, пока умиротворённо засыпаешь под невнятное бормота- ние радиоприёмника, у которого еще не успели оконча- тельно сесть батарейки. Полудрёма, полусон, полуявь… Ночью прошла пороша, прибила запахи. Под утро слышу, топочет кто-то по крыше нашей землянки. Лось взошёл на пригорок осмотреться. Говорю напарнику: «Ваня, лось в гости пришел, иди, смотри». Пока он мешкал- ся – лося и след простыл. Вот такое Серебряное копытце. Фарт Есть упоение в бою! Теперь можно расслабиться, по- любоваться тайгой, синим небом и белым снегом, внутренне поулыбаться, позволить собаке пошалить. Удача! Первого соболя тропили до запуска*. Высокий пень осины, у вершины – дупло. Стукнул обухом топора. Высу- нулся заспанный зверёк и недовольно заурчал. Добыл его первым выстрелом. Чёрный, с искрой, мех играл в лучах полуденного солнца. По пути пересекли еще один свежий след, и собака вознамерилась идти по нему, но увидев, что я продолжаю тропить прежнего, вернулась – и вот он, мягкий и шелко- вистый, бережно уложен в рюкзак. Возвратились и начали отрабатывать второго соболя. Трудно поверить, но ложоккуда привел след, был от края до края истоптан соболями, очень схоже с картиной игры зайцев в мороз. Собака исчез- ла. Забрался повыше на заклиненную наклонно осину и стал вслуши- ваться. Минут через двадцать вдалеке раздался лай, спо- койный, уверенный, с одного места. Соболя увидел сразу на нижнем толстом суку кедра. И он «отправился» в рюк- зак. В зимовье – как на крыльях… * Запуск – «дом» соболя. Хитрый соболь Да-а-а, соболёвка – это тебе не «фунт изюма». С один- надцати утра до половины шестого вечера соболь во- дил нас по мелким пихтачам, логам, осинникам, бо- лотцам. Кончилось тем, что собака вернулась, хватает снег, а в глазах недоумение – улетел по воздуху!!! «Да не может тако- го быть!». Вышли к зыбуну, на середине наклоненная берез- ка, по ней отчетливо следы... и обрываются. «Ну, хитрец, что удумал!». С вершинки нырнул, как тетерев, в снег и затаил- ся, а вход присыпало снежком с веток. Пока собака замыкала круг в поисках выходного следа, соболь пошел в пяту по стёж- кам своих сородичей и был таков. Что тут скажешь – он дома, мы гости. Голодовка Десять километров шли открытым болотом, снег под пах. «Били» тропу, меняясь местами через каждые сто шагов . В договорённый день добрались до зи- мовья, обозначенного на карте как место выезда. Провизии в избушке «кот наплакал» – горсть лапши да кусочек маргарина, брусничноголиста наволочка и воды в речке Деревянке, сколькохочешь. Ждали. На охотуходили по льду у берега.Наледь снеговой покровзначительно уменьшает. Но жерди из рук не выпу- скали. Белочку порой удавалось добыть. И однажды тетёр- ку. А в основном печку топили, на нарах лежали да почки чаем мыли. На исходе пятого дня пробились к зимовью наши спа- сители двумя снегоходами. Привезли продукты. Добавил в брусничный отвар сахара и выпил кружку (сильно истосковался по сладкому), а потом минут пятнад- цать корчился от почечной колики. На себе проверил, что значит несвойственный организму продукт. А водка про- шла без сучка и задоринки! Сидит передо мной охотовед и без устали пытает, раз- ложив карту на столе, где держится соболь, где медведь, ви- дели ли лося, встречали ли оленей, ходит ли росомаха, где глухарь и тетерев табунятся, какие ягодники пустые, какие полные. И всё в свой планшет записывает! А у меня от вы- питого такой эффект: то один охотовед, то вжик! – он, как веер, раскрывается на много охотоведов. И на душе хоро- шо, хорошо! Еда Металлическая утварь в тайге – дефицит необыкно- венный. Себе бы было в чём похлебку сварить, не говоря уже о собаках. Лес – среда агрессивная, всё нещадно гниет, плесневе- ёт и ржавеет, да так быстро, что не успеваешь глазом мор- гнуть, вроде только в прошлом году занес новое оцинкован- ное ведро, а донышко уже прохудилось. Собак поэтому при- ходится кормить из деревянного корытца. Изготавливается оно просто: чурка средней толщи-ны раскалывается на две половины,из одной топоромвыбирается сере- дина, получаетсяприличное углубление – посуда готова. Собаки в лесу ревнивы, не приведи господь кого-то похвалить просто так или приласкать не в момент добы- чи, а под наплывом воспоминаний. Сцепятся – впору хоть водой разливай. И всегда думают, что именно её ласкают меньше, чем напарницу. Наливаешь в корытце кашу с рублеными тушками бе- Досмотр По убеждению коренных охотников Сибири собака в тайге должна кормить и себя и хозяина. Я следовал этому принципу, поэтому мои собаки с промысла выходили в виде хвоста позвоночника и ушей, соединенных вместе - скелет селедки внешне выглядел привлекательнее, чем мои лайки-соболятницы. Однажды случился курьез (доброхот какой-то постарался), меня, тщательно, с раздеванием и детальной проверкой рюкзака, досматривали в крохотном аэропорту. Досмотр проводил лейтенант из райотдела милиции, вероятно хохол, с кудрявым чубом и кирпичным румянцем на округлых скулах. Про таких говорят –«кровь с молоком». Ничего не найдя запрещенного к вывозу, он задал мне риторический вопрос: «сюда я езжу отдыхать?», услышав утвердительный ответ, пристально оглядел меня с ног до головы. Живописать мой облик могла только кисть большого художника, так как усмотреть признаки отдыха в изможденном, грязном, обросшем мужике было под силу только истинному таланту. - Судачат, соболей добываете много? – Они все сданы в факторию и документ соответствующий имеется. А по поводу разговоров, гляньте товарищ лейтенант на собак, разве с такими что-нибудь добудешь.- С видимой натугой (брюшко уже давало о себе знать), товарищ лейтенант перегнулся через стол, отчего румянец приобрел оттенок спелой черешни, выглянул в коридор, где в углу (по добросердечности кассирши), около батареи местного отопления щемились два скелетика обтянутые шкурой. Выразив лицом, сострадание к бедным собачкам, товарищ лейтенант, как и полагалось по должности, такому способу отдыха не поверил, но меня с миром отпустил… |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Вячеслав Максимов | нравится 0 Дата: 20:12:2011 |