Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















Штрих

«Что есть жизнь человека? У каждого свой ответ.
Я предположу, что это штрихи - тысячи, миллиарды карандашных штрихов. Зеленый, синий, розовый, черный, множество цветов в пестрой картине жизни. Но среди них есть один, оборванный, непонятного цвета смеси ярких палитр, словно безумная радуга – штрих.
Штрих, на котором заканчивается картина каждого…»

Я ехал по пустынной проселочной дороге. Машину то кидало в сторону, то она резво бежала по малочисленным ровным участкам трассы. Еще полгода назад, власти маленького городка, в котором проживал мой старинный друг Дим Саренский, обещали улучшить дороги и прилегающие к нему трассы. От данных обещаний остались только неровные развороченные рабочими ямы, которые продолжались вдоль всей трассы, едва стоило завернуть на узкое шоссе ведущее к городку с крупной междугородней магистрали. Я чувствовал себя пилотом автогонщиком, пытающимся не попасть ни в одну из них. И каждый раз когда мне не удавалось удачно лавировать между рытвинами и слыша стук то одного, то второго колеса попавшего в яму, я громко, на весь салон машины материл всех чиновников городка.
«Придется менять все колеса», - удрученно подумал я, когда ямы закончились и началась, пусть не асфальтированная, но довольно ровная дорога. Правда, порадовало меня это ненадолго. Сказать по правде, поездка в маленький старый городок моего детства и юности, вообще не радовала. Я не собирался посещать его. Кроме Дима, у меня, в нем никого не осталось. Мои родители давно умерли. Друзья, разъехались в более крупные города, где они надеялись найти цивилизованное счастье. Только Дим и остался. Дим и… Пожалуй, именно, об этом «и», я старался думать меньше всего. Отчасти потому что это было одним из тех факторов, по которым я не хотел ехать в городок. Но сейчас я старался не думать обо этом вовсе. Я ехал к Диму Саренскому. К старому другу Диму, которого не видел бог весть сколько лет. Я был уверен, что никуда он не девался и до сих пор пребывает в нашем городке. Ведь насколько правдиво до меня доходили слухи, он не просто пребывал в городке, но пребывал в нем губернатором. Власть значит. Ага, значит вот его то и нужно благодарить за приятную поездку и развороченные дороги.
Что же собственно сподвигло меня отправится в городок своей юности.
Я расскажу.
Правда, услышав мой ответ вы, вероятно, скажете что это глупость. Да, наверное. Я и сам уже так думаю протреся все свои внутренности на ухабах и кочках. Но…вчера мне приснился очень тревожный сон. Вы не подумайте, я не склонен ко всякого рода мистификациям. Но тут…словно кто под бок пихнул. Я с безумным криком проснулся посреди ночи и долго потом смотрел в стену, размышляя об увиденном. А снился мне именно он, старый друг, Дим Саренский. Он снился мне в старом доме его родителей. Я приехал к нему в гости (хотя, повторюсь не собирался). У него был странный вид. Грустное лицо и пустой взгляд. Но он все же был рад меня видеть.
Мы сидели, разговаривали, на маленькой кухне его родителей, он смотрел мимо меня. За его спиной слегка покачивались, от сквозившего в открытую форточку ветра, синенькие в горошек занавески. Как же любила эти занавески его мама, их у неё было несколько пар, и снимая одну пару на замену ей неизменно приходили точно такие же синенькие в горошек.
Так вот, мы сидели и разговаривали. За окном темнело. Я даже видел поднимающуюся в небо луну. Это было завораживающее зрелище. В реальной жизни таких лун не бывает. Огромная, желтая, с выщербленными краями кратеров, которые можно было увидеть даже не вооруженным взглядом. На секунду я даже отвлекся от Дима и нашего с ним разговора. Всего на секунду. А когда пришел в себя, Дима за столом не было. Не было его и на кухне.
- Дим, - осторожно позвал я.
В доме, казалось, стояла мертвая тишина. На желудке отчего-то стало пусто и заскребло под мышкой. Я встал и сделал несколько неуверенных шагов из кухни. В этот момент послышался легкий скрип, старых, как и весь дом половиц. Он доносился снизу, из полуподвального помещения, где Дим соорудил себе мастерскую. И я направился туда.
Дим стоял посреди мастерской у планшета, спиной ко мне. Я мог видеть только его вырисовывающие что-то на полотне руки. Штрих за штрихом. Я сделал шаг, половицы под моими ногами протяжно скрипнули. В желудке снова неприятно булькнуло.
- Дим.
Он молчал. Только движения его стали чуть торопливее. И в тот момент я присмотрелся и оторопел, он рисовал прямо руками, словно это были не руки, а карандаши. И эти карандаши мелькали цветной радугой, вырисовывая не видимую мне из-за его спины, картину. Сам же он становился все прозрачней и прозрачней, словно картина, которую он рисовал, забирала из него все краски.
-Дим! - с внезапно обуявшим меня страхом вскрикнул я, понимая, что мой голос неслышен. Но он вдруг замер, и обернулся. И в тот момент я закричал. Дико, истошно, чувствуя, как напряглись голосовые связки, и куда-то глубоко в желудок ухнулось затрепетавшее испуганное сердце. Дим уже не был Димом. Это был сгорбившийся едва видимый мужчина. С поседевшими волосами со странными цветными карандашами руками и без лица.
Я бросился вон из мастерской, продолжая кричать. На бегу толкнул старую деревянную дверь и в глаза мне ударил свет.
Я лежал на своей кровати, пиная, сбившееся в кучу в один угол одеяло. Сквозь приоткрытые шторы на лицо мне падали солнечные лучи. Дрожащей рукой я нащупал и схватил лежащие на столике рядом с кроватью часы. Пол восьмого. Несколько минут я лежал, тяжело дыша, потом встал, прошел в ванную и несколько минут полоскал лицо холодной водой. Выйдя, я долго рылся в записных книжках в поисках номера телефона Дима. Я уже и не помнил, когда мы созванивались в последний раз. Два- три, четыре года назад. В общем, это было давно. Мне казалось, что мне так лучше, легче. Наверное, я жуткий эгоист. Возможно. Скорее всего, так это и есть. Но в сложившейся ситуации я считал это правильным.
Его номер в конце-концов нашелся. И я набрал его. Вот только Дима я так и не услышал. Я набирал несколько раз, слушая длинные телефонные гудки и хорошо поставленный голос извещающий, что абонент не отвечает. После пятого или шестого тщетного набора, пришла мысль, поехать в городок самому. Если бы вы знали, что стоила мне эта мысль и как терзала она меня. Но, прошло много лет, и я искренне надеялся, что уже в состоянии сдерживать себя. Благо, фирма, в которой я работал, принадлежала мне самому, так что уехать я мог беспрепятственно. И я поехал.



Меня в очередной раз тряхнуло в машине, я чертыхнулся. Но тут же заметил, как за холмом впереди мелькнули крыши первых домов. Высокая башня часовни. И флюгер на маяке. Я неосознанно улыбнулся, с печалью отметив - это уже не мой городок. Улица, встретившая меня, уже была не той, по которой мы босоногими мальчишками бегали на пристань, покидать камешки, кто дальше кинет или просто окунуться в ласковое, такое родное в моей юности море. Как же, кажется, недавно, всё это было.


Бьющиеся о каменистый берег, соленые брызги летят в лицо. Мы стоим у длинного пирса. Я, с украденной у отца удочкой, предвкушаю бьющуюся на крючке рыбу. Дим, с чуть заметной улыбкой и планшетом под мышкой стоит позади меня. Это красиво, прекрасно. Раннее утро. Солнце, выложившее ровную дорожку на воде, и освещающее небо первыми, ровными, словно выведенными по линейке, лучами, улыбается нам . И мы идем по деревянным, старым доскам из которых выложена пристань. А внизу бурлит бьющаяся об опоры, держащие пристань, вода. Я сажусь на самый край и опускаю ноги в солнечную дорожку, достою её только кончиками пальцев и чувствую спиной, как стукают ножки выставляемого Димом планшета и начинает шуршать о бумагу карандаш. Нам хорошо.
Нам было хорошо.


Проехав еще пару кварталов по пыльным узким улицам, я остановился напротив старого забора, выкрашенного в темно зеленый цвет. Калитка слегка скрипнула, когда я вошел в хорошо знакомый мне двор. Выложенные серой плиткой аллейки. Деревянная беседка. Слегка повядшие цветы в аккуратных клумбах. Всё так же, как и много лет назад. Вот только навстречу, как тогда, не бежит веселый пес Пират и следом не выходит растрепанный по обыкновению Дим.
И это было странно. Кто-то должен был быть дома. Дети – сейчас же каникулы. Эля – жена Дима. Я ощутил, как неприятно сжалась сердечная мышца. Пройдя до дверей дома, я поднялся по ступеням и понял, почему меня никто не встречает. На двери красовалась белая бумажка с одной краткой надписью.
«Опечатано».


Нам было хорошо. День за днем. Мы никогда не ругались. Никогда, ничего не делили между собой. Нечего нам было делить.
В тот день мы были на нашей пристани. И я как обычно рыбачил. И Дим рисовал.
- Привет.
Её голос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнул.
Она стояла в нескольких шагах от нас, с закинутым на плечо полосатым полотенцем с короткой стрижкой в коротком топе и коротких шортиках, натянутых на длинные смуглые ноги.
- Привет, - повторила она, так просто как будто знала нас всю свою жизнь. - Пошли купаться.
Мы смотрели на неё немного ошеломленно и в то же время с немым восхищением. Голубоглазая, с ровным, по-детски персиковым цветом лица и столь же детскими розовыми губами. Черные ресницы на смеющихся глазах, изгибались и казалось, доставали до самых бровей.
- Ну, так идемте? – это был настолько простой вопрос.
Я вскочил, зачем то отряхнулся и сделал шаг по направлению к ней.
- Я Стас.
Она засмеялась. У неё был чудесный смех. Я больше никогда и ни у кого в жизни не слышал такого смеха.
- Я Эля. Элиза. Мы переехали только вчера и я еще никого не знаю. А одной купаться не интересно, увидела вас на пирсе, вот и решила позвать с собой. Вы пойдете со мной?
- Пойдем, - тут же кивнул я и обернулся на Дима.
И в этот момент всё закончилось.


- Привет, - прозвучал до боли знакомый режущий слух голос.
Я обернулся. Элиза села рядом со мной, на ступеньки. Её голубые глаза стали серыми от времени.
- Я знала, что ты приедешь, - произнесла она.
- Как это произошло? – мне пришлось проглотить вставший в горле комок и только после этого я смог задать вопрос.
Она отвернулась. Я видел, как тяжело поднялась и опустилась даже в её возрасте все еще безупречная грудь.
- При первичном осмотре врач сказал сердечный приступ. Но вскрытия еще не было. Начато следствие. Но я не думаю, что это затянется. Просто формальность. Меня вызвали утром. Я была с детьми в Стокгольме. Он не пришел на работу. Секретарь пыталась его вызвонить, но безуспешно. Его нашли в его мастерской, у планшета. Он рисовал. Он умер, занимаясь своим любимым делом. – она минуту помолчала смотря в сторону. - Знаешь, Стас, с тех пор как ты уехал, он почти не рисовал. А потом, когда стал губернатором , перестал даже спускаться в мастерскую. Но в тот день он снова сел за свой планшет. - Она опустила голову. – Мы даже не попрощались. Мне кажется, что я так много ему не досказала.
Её плечи слегка подрагивали, выдавая тихий плач.
Странное ощущение. Наверное, сейчас, в этот момент, я должен был обнять, прижать её к себе, и сказать хоть что-то успокоительное. Но я не смог. Не смог, понимая, что прикоснувшись к ней не смогу совладать с собой.
Наконец она смогла взять себя в руки и обернулась ко мне.
- Ты останешься?
Я передернул плечами.
- Не более чем на три дня. Прости Эля, у меня дела и работа.
Она быстро понимающе закивала. Черт. Да что на самом деле она понимает. Скольких усилий стоило мне приехать сюда и узнать, что лучший друг умер. А я так и не смог сказать ему самого главного. Я не смог объяснить, почему я уехал тогда, даже не попрощавшись. Как теперь объяснить, почему я не хотел с ним общаться. Он не смог понять тогда мой внезапный отъезд, мое отчуждение. Сколько раз я хотел набрать его номер телефона и все объяснить. Но знал, что Дим благородный, он бы ушел в тень, узнав истинную причину моего отбытия. Он бы понял меня. Так почему я, уйдя в тень, не считаю этот поступок своим благородством. Считаю это трусостью и предательством. И именно потому я так и не смог с ним встретиться перед отъездом. Не мог смотреть в его благородное лицо, ощущая себя беглецом, прячущимся от своего предательства и похоти. И вот теперь мне уже ничего не нужно объяснять ему и Эля сидит рядом. И я понимаю что ни тогда, ни сейчас у меня нет сил, что-то сказать. Нет сил что-то сделать.
Я поднялся со ступенек.
- Ты мог бы остановиться в доме моих родителей, – тихо шепнула она.
Я помотал головой. Скорее всего в доме её родителей сейчас живет она и их дети.
- Нет, я бы хотел побыть в этом доме. Хотел бы пройтись по комнатам. Попрощаться, если так можно сказать. Это можно как-то уладить Эля? Дом опечатан.
Она кивнула. Встала, порылась в кармане, доставая ключи.
- Ты забыл кто я. Я сама все улажу. Ты можешь жить здесь сколько захочешь.
Я взял ключи из её тонких, слегка дрожащих рук. В этот момент она вскинула на меня глаза и посмотрела пристально в лицо.
- Спасибо, что приехал. Знаешь, он очень переживал, что ты не приезжаешь, считал что это он что-то сделал не так. Считал, что в чем-то виноват перед тобой. Он ждал тебя.
Она стояла так близко, что я ощутил запах её тела. И тут же невероятная слабость в коленях. Отгоняя от себя нелепые в этой ситуации мысли о близости с ней, я с трудом подбирая слова, прошептал.
- Он ни в чем не виноват. Просто так получилось. Это, пожалуй, последнее, что я могу сделать для него.
Ее взгляд изменился, она вдруг с тоской всмотрелась в мои глаза, словно пытаясь что-то произнести и боясь. Потом растерянно улыбнулась и отстранившись пошла к воротам. Я обернулся, желая сказать ей хоть что-то ободряющее, но её спина уже мелькнула в проеме ворот и исчезла.


Да именно тогда все и закончилось. Я видел, с каким немым обожание смотрел Дим на Элю. Казалось, что в её присутствии он вообще теряет способность логично мыслить, говорить, даже движения его тела как-то менялись, становясь чуть приторможенными. А Эля смеялась над моими шутками и улыбалась преданным взглядам Дима. Дим немного замкнутый, любитель природы и вечных не понимаемых мною мирных истин, пал под чарами древней женской магической красоты. А потом наступил момент, когда я понял, что нельзя оставлять все в том положении дел, в которое все переросло. Эля с наслаждением находилась в моей компании и с удовольствием предавалась размышлениям о вечном с Димом на нашем пирсе. Я понял, что пора что-то решать.
Я провел черту. Нет, не ту что навсегда делает старинных друзей врагами, готовых с ненавистью бросится друг на друга. Я провел черту, навсегда разделившую меня и Дима. Я оставил его наедине с Элей и их судьбой, если у них вообще могла быть одна судьба на двоих. Как оказалось, могла. Мой отъезд не только развил, но и ускорил их отношения. Не более чем через полгода я получил приглашение на свадьбу.
Чувствовал ли я себя тогда героем, который ради друга пошел на жертвы. Нет, скорее неудачником побоявшимся, что-то решить. Побоявшимся посмотреть взрослым проблемам в глаза.


Я прошел по пустым комнатам. Дом словно бы, ощущая смерть хозяина, пребывал в каком-то тоскливом состоянии, каждая комната излучала собой скорбь. Я спустился к мастерской, в которой творил Дим. Планшет, стоял посреди небольшой комнатки, в которую просачивался тускловатый свет из маленького оконца находящегося прямо над землей. Карандаши стояли рядом на высоком стуле. Несколько карандашей лежали на полу. Вероятно, он уронил их, когда упал, с остановившимся сердцем у планшета. Я подошел к картине. Слегка голубоватый верх, синее полотно и от середины нижней части рисунка через синь шла сужающаяся коричневая полоса. Он успел сделать лишь набросок, но умер, так и не дорисовав свою последнюю картину. Я вздохнул, прикоснулся к полотну.
- Дим… Дим… Прости меня, что не был рядом. Прости, что уехал. Я не мог тебя всего сказать. Да, наверное, и сейчас бы не смог.
В тот же момент по моим волосам скользнул легкий ветерок, и в лицо ударило прохладой. Я обернулся. Маленькое прямоугольное оконце у самой земли приоткрылось от внезапного порыва ветра. Из него раздался легкий шелест. Я прислушался.
На улице пошел дождь.


Я не приехал к ним на свадьбу. Не смог пересилить себя. Трус. Да, я трус. Но лучше быть трусом, чем предателем. А я всей душой ощущал, что если поеду, то стану именно предателем. Что ж, решил я, пусть лучше будет так. А потом были обиды и высказывания. И мои нелепые отговорки и обещания непременно приехать в ближайшие выходные. Так продолжалось в течении трех лет. А потом он перестал звонить. Перестал рассказывать об Эле и своей семье. И мне казалось, что так легче, легче не слышать его, не знать как у него все хорошо. «Я и так сделал больше, чем любой другой друг», – повторял я себе. Повторял, и мне казалось, что верю в это.


Я лежал в зале на цветном диване, зарывшись лицом в пеструю плюшевую подушку - черепаху.
«Я ничего не сделал для тебя Дим. А ведь у нас было столько времени. У нас было много времени, но у меня не нашлось его для тебя. Я не смог перебороть то, что живет во мне. Не смог смирится. Не смог быть рядом, когда ты этого хотел, когда ты, возможно, нуждался во мне».
Я с тоской вспомнил те радужные светлые дни, что проводили мы с ним рядом. Дождь стучал за окном. Ветки хлестали по стеклу. И вдруг мне почудился сквозь дождь, и стук веток, скрип половиц. Там, внизу, в каморке Дима. Я поднял голову с подушки и прислушался. Нет, мне не послышалось. Звук повторился, причем он стал отчетливее и громче. Я поднялся и с осторожностью прошел к подвальчику, спустился и приоткрыл дверь.
В следующий момент я стоял, застыв, в дверном проеме мастерской. У планшета стоял Дим. Он стоял ко мне спиной, но я готов был поклясться, что это был он.
Дим, не оборачиваясь ко мне, рисовал. Быстрые точные штрихи, его манера, его стиль рисования. Меня охватила дрожь. Я сплю. Я просто сплю. Так бывает, сны повторяются. Возникло острое желание как можно быстрее уйти из мастерской и вообще из дома. Я попытался обернуться и понял, что ставшие ватными ноги не слушаются меня. И я продолжал стоять, смотря, как Дим рисует. И вдруг он остановился. Его руки плетями свесились вдоль тела. Он медленно обернулся ко мне. Бледный, седой мужчина без лица. Я не мог кричать. Спазм сдавил горло. Дим протянул ко мне руки. Мне почудилось, что пол подо мною задрожал.
- Не надо Дим, не пугай меня, - испуганно мелькнуло в голове, – оставь меня. Прости и оставь.
И тогда вся комната вздрогнула. Потолок завертелся, то оседая, то взлетая вверх, отчего у меня безумно закружилась голова. Стены то сужались, то расширялись, мне казалось, что сам я раскачиваюсь из стороны в сторону. Совсем рядом с собой я слышал тяжелое полное тоски дыхание. Скрип половиц и скрежет старых дверных петель.
Я прикрыл веки.
- Отпусти меня, Дим.
И звуки пропали. Я открыл глаза, искренне надеясь оказать у себя в квартире, на своей кровати. Но, нет, я все еще находился в мастерской Дима. Но уже не в дверях, а у планшета. Перед голубыми, синими разводами на полотне.
- Что ты хочешь от меня Дим? Я считал, что сделал для тебя все что мог.
И услышал в ответ легкий шорох. Словно карандашом по бумаге.
- Я не умею рисовать, ты ведь знаешь, - замотал я головой. И снова посмотрел на полотно.
Я не мог от него отойти.
- В конце концов, Дим, я даже не знаю, что ты хотел здесь изобразить.
И тут же смолк, лицо мне пахнул холодный морской бриз.
Знаю.
- Зачем это? – спросил я. И ощутил легкий толчок в руку. Я обернулся и увидел стакан с карандашами стоящий прямо у меня под локтем.
И я взял в руки карандаш. Я чувствовал, как ожила кисть моей руки, словно кто-то невидимый взял её в свои руки.
Штрих. Штрих.
Я наносил непонятные мне несвязные штрихи. Руки то выбрасывали карандаш, вырисовывая замысловатый узор, то плясали по бумаге. Быстрее, быстрее. Словно змеи, руки извивались, вылепливая на бумаге куски картины.
Штрих, штрих.
Я не видел ничего вокруг. Да ничего вокруг уже и не было, только я, картина, и пляшущие по бумаге руки. Это были уже не мои руки, а десяток разноцветных карандашей.
Штрих. Штрих.
Я уже слышал звук, бьющихся о камни и об опоры пристани, волн.
Последний штрих .
И голубое небо распростерлось передо мной. И я побежал. Побежал босиком, по нарисованному пирсу, навстречу искрящейся синеве. Я бежал, раскинув руки и чувствуя на губах солоноватый привкус брызг долетавших до меня. Я бежал и кричал вовсе горло. «Дим! Дим! Я дорисовал картину! Я дорисовал картину!» И радость переполняла меня. Теперь у нас будет много времени. И мы все сможем сказать друг другу и понять. И все у нас будет как тогда. Все у нас будет хорошо.
Я не видел края, не видел грани. Я уже не бежал по пирсу, я бежал по холодящей ноги воде. Бежал к нему. Я видел его в лучах встающего солнца. Я видел, как он стоит и улыбается мне. «Дим! Дим!» Я бежал навстречу солнцу, на встречу Диму…



Дождь прекратился рано утром. Только по кайме горизонта были видны черные тучи. Но и они уже уходили, словно прячась от рассвета.
Не молодая женщина сидела на корточках в художественной мастерской старого дома. Она осторожно прикрыла глаза мужчины лежащего у планшета. Губы его застыли в улыбке.
- Он ждал тебя, - тихо шепнула женщина. – Он ждал тебя.





Категория: Рассказы Автор: Анна Шерон нравится 0   Дата: 26:09:2012


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru