Дошагал во второй созерцательный возраст,
Пьяносердый и хитрый сегодня брожу…
На дне Млечнопутья спокойная звёздность
Уже затевает лучей ворожбу.
А я, невдогляд будто, двигаясь кромкой,
Спускаясь дороге в угрюмую даль
штрихом карандашной картины, негромко
твержу, глядя под ноги, мерное «Да…
Меня умерщвляют минуты… А время,
Кружа, словно адских детей хоровод,
Терзает сердечную зону, тюремя
Моей бесприютной судьбы небосвод…»
Чернеется звёздная изморось. Тропы,
Бегут мимо прочь как в запойном бреду.
Шумит златосиняя тёплая пропасть,
А в ней, пьяносердый, я тихо бреду.
Вторая развилка: три четверти срока.
Вверху домирает больная звезда.
По небу хромают усталый строки.
Нелепая мудрость: спокойное «Да…
Простецкое чудо – о будущем память:
Когда стану тёплым и мудрым, как Бог,
о ветхом прошедшем никто не помянет –
связующем некто для после и до…»
Дырявая темень озябла. Небесный
Седеет задумчиво блёклый испод.
Луна криворотая чертит по бездне
собою пустой равнодушный исход.
А я, невдогляд будто, двигаясь кромкой,
Спускаясь картине в укромную даль
штрихом карандашной дороги, негромко
и светло твержу себе лёгкое «да»… |