Бабушкины пироги
|
Бабушка моя, Евдокия Тихоновна, родом «из Расеи». В голодном 1932 году привез их в Сибирь старший брат Борис. Помню бабушку Евдокию совсем еще молодой женщиной (ей было около пятидесяти, когда я родилась). Такой она до сих пор улыбается мне с портрета, который много лет висел на стене в их новом доме, построенном уже после моего рождения. Темная недлинная коса уложена кольцом на затылке, чуть улыбаются строгие серые глаза. Такой я помню бабушку, когда она сидела за своей старенькой, купленной давным-давно у кого-то с рук зингеровской швейной машинкой, шила и пела. Пела только для нас двоих, для себя и для меня: Вот кто-то с горочки спустился, Наверно, милый мой идет… С годами моложавость утрачивалась, время неумолимо накладывало отпечаток. Лицо бабушки покрыли мелкие морщинки забот, густые, когда-то темные волосы побелели, косы уже не было. А поседевшие волосы она прихватывала простой круглой гребенкой. И песен уже не пела. Помню бабушку строгой, но неизменно доброй ко мне. «Как же я расстанусь с тобой?» - спросила она однажды в недоумении не то меня, не то саму себя, когда мне было лет восемнадцать. Большая мастерица бабушка была печь пироги. Таких пирогов, какие стряпала баба, я никогда больше не ела. Пироги пеклись по большим праздникам. Бабушка ставила квашню. «Квашонку поставила», - говорила она. Эту «квашонку» бабушка вставала подбить раза три за ночь. Теста заводила много – большую кастрюлю. Для меня, пятилетней девчонки, стряпание пирогов было вроде какого-то особого ритуала, священнодействия, которое рождало внутри ожидание настоящего праздника. Еще за несколько дней до этого священного дня бабушка начинала помаленьку думать о том, какими будут ее пироги. Для меня это тоже всегда было таинством: а с чем же бабулины пирожки будут на этот раз? Иногда я упрашивала ее сделать именно такие пироги, каких мне хотелось. Но бабушку и не нужно было долго уговаривать: она пекла свои пирожки с тем, что было под рукой. Командовала деду, чтобы тот слазил на вышку за мороженой клюквой. А если дед был на дежурстве, то и сама лезла. Клюква появлялась в сите – твердые рубиновые ягоды, покрытые сизой изморозью. Она постепенно оттаивала в тепле, покрываясь мизерными влажными каплями. Тогда бабушка перебирала ягоды от мусора – сухой болотной травы, насыпав клюквины на ладонь. Затем начинала толочь клюкву в кастрюле скалкой, отчего раздавался хлюпающий звук давящейся под напором деревянной толкушки ягоды. Потом перемешивала давленую ягоду с сахаром, пока не получалась густая ярко-алая масса. А то еще бабушка попросит деда слазить в подпол за вареньем из крученой черемухи или за моченой брусникой. А то просто сварит моркови, порубит ее мелко-мелко. Пироги получаются – за уши не оттащишь. Муку бабушка заносила из холодной кладовки на ночь в кухню, давала согреться. Мука, полежав в тепле, оживала, начинала дышать. «Ну, Наталка, - говорила мне бабушка, - завтра стряпней займемся!» Пирогами бабушка начинала заниматься с раннего утра. Вставала еще затемно (зимой светает поздно); повязав шаль, надев фуфайку, катанки, шла за дровами и углем в ограду. Мне не спалось в такие дни. Я соскакивала с постели и даже в ограде гулять, как обычно, не просилась. Бабушка приносила охапку дров, хлопнув тяжелой дверью и запустив клуб морозного воздуха из сеней, сваливала дрова на подтопок. Набивала печь дровами, с треском щепала лучину, потом принималась за растопку. Остывшая за ночь печка начинала нагреваться, сквозь печную дверцу и щели раскаленной плиты вырывались желто-красные языки бушующего пламени. Звонко щелкали дрова в печи. Бабушка время от времени шевелила кочергой прогоревшие головешки, подкладывала поленья. Вставало морозное, дымное солнце, лучи его пробивались сквозь занавески, сквозь разукрашенные искрящимся инеем окна комнат. На крашеном полу лежали солнечные квадраты. Невысокое зимнее солнце золотило елочный дождь, нестерпимо сверкали в его сиянии игрушки новогодней елки. Я возилась в своем углу с куклой и ждала с нетерпением начала бабушкиного священнодействия. Накормив в стайке кур, управившись с печкой, бабушка тем временем начинала колдовать над будущими пирогами. Повязав чистый хлопчатый платок, снимала клеенку с кухонного стола, сделанного дедом, насыпала немного муки, выкладывала из кастрюли пузырчатую квашню, добавляла еще «мучки», как она говорила, чтобы получилось тесто, и начинала его месить, мять, выхлопывать, отчего раздавался полный, какой-то утробный звук. Тесто месила всегда долго, с воодушевлением. Оно выходило мягкое, белое, сдобное. Пирожков бабушка делала листа четыре, а то и пять. Мне нравилось смотреть, как она колдует над пирогами, нравилось смотреть на ее неутомимые руки, на то, как эти руки снуют без конца: вынимают тесто из кастрюли, разрезают его, расхлопывают на столе, сворачивают причудливо, катают, продевают, прорезывают в тесте, где нужно, дырочки или зубчики. И вот уже кусок бесформенного теста превращается в какой-то невиданный кулинарный шедевр. Мне казалось, что бабушка – волшебница. Я пыталась проделать нечто подобное с тем кусочком теста, которое давала мне бабушка, но куда мне до нее!.. Возле кухонного стола я могла стоять часами, наблюдая за бабушкиными руками. На каждом противне были разные пироги. На одном - замысловатые сдобные пироги с клюквой, на другом – не менее замысловатые с сушеной клубникой, на третьем – с крученой черемухой или с брусникой – «постряпушки», таким снисходительно-ласковым словом называла бабушка свою стряпню. И обязательно сажала на один противень пироги, особенно мной любимые. Незатейливые: кружочек теста пополам сложен. Края бабушка ловко ножом зубчиками нарежет. А внутрь – просто сахару насыплет чайную ложечку. «Пирожки с молитвой», - говорила она. Посадив пироги на противень, бабушка давала им расстояться, а сама тем временем колдовала над следующей партией пирогов. Расстоявшиеся пироги сажала в духовку. И конечно, последний важный момент, для меня, маленькой, - это вынимание готовых пирогов из печи. Раскрасневшись, бабушка сновала по просторной кухне, обжигаясь, несла горячий противень, ставила его на табуретку, смазывала пироги сверху маслом и закрывала чистым полотенцем. Давала стряпне остынуть, отойти от жара печи, отдышаться. В доме пахло предстоящим праздником. Хороши были и большие закрытые пироги – курники, так называла бабушка пирог с резаной картошкой и мясом, и круглый пирог с клюквой, по верху которого бабушка выкладывала перекладинки из теста. Особо нужно сказать о том, как готовилась всегда бабушка к празднованию Пасхи и как отменны и вкусны были ее куличи. До сих пор эти куличи, с аппетитной румяной корочкой, блестящие, потому что бабушка смазывала их яйцом, стоят у меня перед глазами. Шли годы. По мере того, как старела бабушка, иссякали ее силы. И пироги они пекли уже вместе с дедом – обыкновенные, без выдумки и фантазии, просто сверху на плите, на сковородке. Но все равно превосходные. Я до сих пор помню их вкус. |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Наталья Данилова | нравится 0 Дата: 07:09:2015 |