У него и мопедки-то не было отродясь —
только шлем кругло-белым яйцом. Где добыл — загадка.
А ещё он не верил, что Смык теперь - милицейская власть:
«Разве двоечник бывший в деревне убдит за порядком?!»
Рыжегривый, босой — ребятне местной шут и остраст.
На закрайках деревни такому кто рад?! Но… живи, соседствуй.
Починял дурачок палисад, и за разом раз
на жердину, упёртую в небо, шлем ладил к месту.
«Зря смеётесь! От инопланетных силков оберег!»
И в бельмо на жердине уставится, точно в глаз ясный божий.
«Вот помру, а мой шлем защитит пострелят ваших куцих от бед,
и неверящих вас упасёт, и случаем в село захожих».
... Хоронили всем скопом. Народу набилось — битком погост.
Поминали добром. Отрывной календарь листали.
Был блаженный "начитан", упирист, в речах, ох, не прост,
выпивал. Но... всегда по-причинно. По избам знали
спозаранку: сегодня юродивый пьёт «в знамен
правой битвы».
Вчера пил «во славу Пасхи».
Поменял дом хозяина:
левый поправлен крен,
окна новые — цвет скорлупы у краски.
Но на жерди нет шлема…
А хочется, чтобы был.
Потому как
Смык спился,
и вздёрнулся батька в хлеве.
Дохнет рыба в реке,
хорь залётный курей подавил…
И что день — на душе неспокойно,
не как при шлеме. |