Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















Прицепной вагон


Памяти моих родителей




К вагону на запасном пути медленно, со скрипом, подкатывается пассажирский состав. Вкрадчивое движение его угасает, пока не замирает вовсе, так и не достигнув цели. Рельсы отполированы солнцем. Селектор волнами разносит в вышине женский визгливый голос, ему вторит скупой мужской, - кодовые слова и цифры умножаются эхом, сплетаются, теряются и растворяются в полуденном зное. Толчок невидимого паровоза с грохотом, сообщаемым по цепи, возвращает составу движение. Сейчас щёлкнут буфера, и одинокий вагон тотчас станет частью поезда. Готово. Гигантский змей грузно содрогнулся и затих.

Под ночной перестук колёс сладко спится даже на верхней боковой, даже в конце вагона. За окнами мелькают столбы дорожных фонарей, перелески, скудные водоёмы, поросшие камышом, ритмично поскрипывает приоткрытая дверь в тамбур, из глубины вагона доносятся рулады мужского храпа.

-…Пришли, мам, денег на ботинки, ага… Пензию сняла – выслала. Та думаю, ото тебе Армия, шоб мамка солдата обувала. Когда снова: пришли, мам, на бинты, в лазарете я. Батюшки, воюют, думаю. От, паршивцы, сказать-не сказали, шо хлопца под пули кинут. Выслала, та допрашиваюсь, де воюет. Успокойся, гоорит, мам, нигде, - упал та разбился, то и лазарет. Ага, когда опять, через время: пишу левой рукой, бо правая в гипсе. Ото тебе на! Как в гипсе! Шо ж ты ей делал, сынок!? С турника сорвався. И опять в лазарете! То уж когда он признался, шо и почки поотбивали, и нос перебили, и… Ой, мама родна…
Тучная рассказчица промокнула глаза мятым комком платка и замолчала, уставившись в окно. Губы её дрожали. Напротив сидел средних лет мужчина в нижней майке и жадно обгладывал курицу.
- Да-а… - многозначительно покачал он головой, держа над столом жирные пальцы врастопырку. – Такое пекло. Курицу, считай, спас. Как там… Врагу не сдаё-готся наш гор-дый «Варяг»?.. Хе-ге… Фу-ух!..
…………………………………………….
В это время поезд приостановился, впустив попутчицу на боковую полку, - чтобы немедленно двинуться дальше. Молодая женщина, запыхавшись, с трудом приволакивая огромную сумку, напряжённо приглядывалась к нумерации мест:
- 37-е здесь? А? Чё молчите, пассажиры? Ж-жуть!.. Темно, как у негра… Точно, 37-е. Вау. Всё, ребяты-демократы, - спать-спать-спа-а…
………………………………………………
За окном промелькнули, в редких вспышках фонарей, покосившиеся изгороди, лесные колки, причудливые заводские корпуса, насыпи, овраги, мосты, снова изгороди и хилые крыши…
Из тамбура приглушенно доносились веселые возгласы, смех, отдельные фразы:
- … Песню запе-вай! На дале-ких берегах Амура…
………………………………………….
- …Ну, выслала с пензии, на ботинки-то… А как же… У всех ото есть, а у его не будет?.. Ладно, думаю. Ботинки – не ружжо, осилим, ага. А ну-как родина просит… Подсобим, в тяжку годину!
Попутчик давно спит, выпростав из-под простыни могучую ступню в рваном носке. Попутчица, лёжа на нижней боковой, приподнявшись, тщетно пытается взбить жидкую подушку. Тучная рассказчица, со скрещенными отёчными ногами, покачивается взад-вперёд огромной горой тела, уставившись в одну точку и лишь изредка взглядывая в сторону нечаянной собеседницы.
- … А он обратно: вышли та вышли – то бинты, то сё… Шприцы, и разное там…Та всё в лазарете – не нога, так голова, та мама родна!.. Хоч плач! Не, такой здоровый хлопец був, ба – всё лечат!..
- Тьфу, перо-то летит, глянь! Куда последнее, собака линючая!.. И чё, и чё? Залечили… – догадалась попутчица, подкладывая под подушку сумочку.
- Так-от не знаю. Насилу як вырвала. И у военкома была, и тама… (жест вверх). Только у царстве небесном ещё не була. Не положено: не може быть, шоб военнослужащего за просто так табуретом обихаживали. А за не просто – то у них положено. Ты ба яки! То як бы ж свое…
С верхней полки свесились босые мужские ноги солидного размера. Мать враз онемела.
- Ну, и чё, и чё?.. Чё, прям тубареткой, да?.. – оживилась попутчица нависшим молчанием.
- Чё-чё… Сказал бы… - раздался сверху едва разборчивый бубнящий басок.
Мать, зажав рот ладонью, с мольбой и ужасом смотрела на попутчицу, боясь, как бы та не проронила больше лишнего слова. Женщина тотчас смекнула:
- Сам, чё ли? Иди пописяй, герой! Мочи в башке шибко, нехай отхлынет. – И оскорблено отвернулась на другой бок.

- «…Часовые родины не спят!» - прорвался из тамбура нестройный мужской хор.
Молодой солдатик, голый по пояс, высокий и крепкий телом, махом спрыгнул с верхней полки и, сунув босые ноги в ботинки, стал шнуроваться.
- Поел бы… - Точно заискивая, тихо спросила, или попросила мать.
Солдат не ответствовал и, даже не взглянув на мать, что-то прихватив со своей полки, двинулся в сторону дальнего тамбура. Тут же столкнулся в коридоре с двумя расхристанными дембелями. Поддерживая друг друга, они, похоже, мешали друг другу пройти.
- Варнэзыч, держись за меня. Они не пройдут. Стой, кто идет! Варнэзыч, кто здесь? – уткнувшись лоб-в лоб с молодым, не унимался пьяный.
- Свои, да?…- вопросительно отозвался Варнэзыч и снова уронил подбородок на грудь.
Наконец они разминулись, и двое веселых, неся пьяную околесицу, побрели устраиваться в соседнее купе.

- Опять травиться пошел, лышенько мое,- причитая, зашептала мать. – Хоть бы уже скорей додому. Сердца нэмае бачить.
Попутчица не отвечала.
.................................................................................
В окна поезда уже рвалось утро со своим цветистым скарбом: снова
покосившиеся изгороди и хилые крыши, лесные колки, причудливые заводские корпуса, насыпи, овраги, мосты, перелески, скудные водоёмы, поросшие камышом,- только из ночных-бутафорских они стали настоящими, трехмерными - с полутонами и сочным запахом налитой зелени и бесконечной дороги…
………………………………………………………
- Ну, вот теперь другой разговор! Переодеваться нужно как можно чаще – это благотворно! – возвращаясь из глубины вагона со стопочкой аккуратно сложенной одежды, выдохнул новый попутчик, пожилой, экстравагантно одетый мужчина. Дорожный костюм его был изыскан и выдержан в мажорных тонах.
– Как я доволен, не могу вам передать, как я доволен! Я прожил немалую, насыщенную жизнь – и никогда – слышите, ни разу! - не мог позволить себе роскоши одеться, как… ну, как душе, что ли, угодно. Вы меня понимаете?
Солдатская мать неуверенно пожала плечами, с тревогой поглядывая на сына: в майке-тельняшке тот сидел на нижней боковой полке, на месте ночной попутчицы, и, отвернувшись, смотрел в окно.
- …И я дождался! Дождался своего часа, представьте: имя ему – секанд хенд! На любой вкус! На любой рост! Вы не поверите – любой габарит охвачен вниманием. Моя воля – я бы всех одел в секанде - всех! Вас, вот лично Вас, я мог бы облачить почище любого Кардена! Вы мне не верите!? Я бы не просто навьючивал на Вас макинтоши - я создал бы образ. Скажем, Саскии… Последнего периода, конечно.
Удивленно обернувшийся сын успел заметить, что мать немного смущена воодушевлением «Кардена» и робко, исподтишка расправляет отложной воротничок на ситцевом платье в крупный горох.
- У меня, знаете, глаз…Во мне погиб кутюрье, погиб… Слишком поздно настигло меня мое время. Поезд ушел, как говорится. «Sed fugit interea, fugit irreparabile tempus»… Это Вергилий, из «Георгиков»: «Между тем бежит, бежит безвозвратное время»… Что тут добавишь…
Послышалось приближающееся:
- Соки, минеральная, пиво, пассажиры, кто желает?
Солдат машинально выглянул в глубину коридора на отработанный призыв разносчицы. В соседнем купе с верхней полки высунулась крупная заспанная голова:
- Пиво, говоришь? – спросонья хрипло зазвучал голос.
- Пиво, ласточка. Сколько желаете?
- Если б холодненькое…
- А я, шо, его исподмышки предлагаю? Охлаждаем же, не звери.
- А лучше белую. Белой нету, мать?
- Та с утра уже и белую? Не рано? В ресторане. И белая, и красное, - все, шо хочешь. Соки, минеральная, пиво холодное, пассажиры, просыпайтесь, солнышки… Шо дорого? А я виновата, шо у тебя больше нету? – удалялся раздосованный голос.

Тем временем мать, воспользовавшись риторической паузой, тяжело переступая, подсела к сыну напротив, разложив перед ним скромный завтрак.
- Ну, хоч маленько, а? Яичко, огурчик… Одно – папиросы та й папиросы…
- Отвали, а? – искренне попросил сын.
- Пид бульбы меня загонишь, сынок. - Выдохнула устало мать и отвернулась.
Карден тем временем пытался включить радио, но из динамика исторгалось одно шипение.
- Что ли не работает? Не может этого быть. Быть не может. В других вагонах работает, - я слышал Карузо. Верните нам Карузо! Или, на худой конец, Шаляпина… Черт возьми…
……………………………………….
- Варнэзыч! – раздался знакомый сипловатый голос из соседнего купе. – Вставай, просыпайся, проклятый народ. После вчерашних боев харя щас треснет. Лечиться пойдем? Или бесславно падем? Варнэ-зыч!
Варнэзыч отвечал бессвязным возражением.
- А ну, подъем, рота. – Спокойно сказал первый - и Варнэзыч был уже на ногах, одергивая гимнастерку и затягивая ремень одновременно.
- Отлично, ефрейтор. Родина тебя не забудет. – Вальяжно поощрял первый, все еще не отрывая головы от подушки.
- Ну, ты гусь, старшой!.. Ох, ты же и гусь…
- Жили у бабуу-си… Два ве-се-лых … О, а вот и третий! – встретившись взглядом с молодым, оживился старшой. – Земеля, будешь третьим? Бу-дешь… - уверенно протянул он.
Мать с неясным беспокойством обернулась в сторону старшого. Сын неожиданно смутился, - видимо, от оказанного внимания, - замялся, кривя лицо в улыбке:
- Да, ну… Че я…
- Соглашайся, - вмешался Варнэзыч, заправляя верхнюю койку. – Это же Гусько – он все равно сделает, как сказал. Сказал, НАДО – все сделали. Не сделали – снова скажет.
- Варнэзыч дело говорит, служивый. – Одним движением Гусько слетел с верхней полки, водночасье был одет и подтянут и, выворачивая все возможные карманы, собирая мятые денежные купюры и звенящую мелочь, производил заодно какие-то расчеты. - Надо, земеля, надо! – Печально покачал он головой, явно неудовлетворенный бухгалтерией.
- Ему нельзя, хлопчики, - попыталась вмешаться мать.
- Я разрешаю – можно, солдат. Ему можно, мамаша, не убивайтеся так. Ты что, не готов еще, дух??..
……………………………………………..
С тяжелым грохотом мелькают колеса. Вращаются неумолимые маховики. Дрожат и пригибаются к земле шпалы. Точно лезвия, посверкивают полированные солнцем рельсы. Куда-то мчится поезд. Остается неподвижным небо.
………………………………………………
- …Здесь очень важно иметь выдержку, - с новым воодушевлением продолжал «кутюрье». – Если товар поступил сегодня, это ничуть не значит, что его нужно хватать и бежать, - даже если б это был плащ д,Артаньяна, я знаю?!. Ждем недельку. Ага: весь товар – весь! В том числе, плащ д,Артаньяна – подешевел на 10 %! Десять! Это не шутки! Но мы не торопимся – мы терпеливо ждем вторую неделю. Если никто из слабонервных не смешал наши карты, то вот уже и 20%-я скидка у вас в руках! Но самой большой награды будет удостоен тот (Ваш покорный слуга!..), кто стоически выдержит и третью неделю! Вы не поверите: через три недели ровно приходит новый товар, - скажем, галифе Иосифвиссарионыча, шучу, конечно, - а старый продается весь по 20 рублей за штуку. 20 рублей, вы себе реально представляете эту сумму? Это же даже на пироженку не хватит! 20 рублей – и плащ д,Артаньяна на ваших плечах! Каково? Выдержка, и еще раз выдержка! Вот что самое главное в наших делах. Это не шутки… Не шутки.
- У его одна почка отбита, а в другой камни, а они его лакать повели…
- Что, простите? …А радио все-таки не работает. Безобразие.
……………………………………………
В вагоне-ресторане гудят служивые. Все трое уже изрядно поднабрались. За окнами успело почернеть. В салоне, кроме встревоженной официантки и сонного сторожа, больше никого нет. Из кухни выглянула усталая мойщица:
- Молодые-красивые, закругляйтесь, мне за вами помыть, а там уже и спать некогда.
Гусько разливает последние капли, знаком просит тишины, приложив указательный палец замком к губам.
- И! – дирижерски вскидывает руки старшой, и, обнявшись с остальными, сбивчивым заговорщицким шепотом запевает:
- На далеких берегах Амура
Часовые родины стоят!
Пропев две строки, все трое поднимают стаканы. Гусько снова командует:
- Песню запи-вай!
Солдаты чокаются гранеными стаканами, опрокидывают в себя, крякают, передавая по кругу ломтик хлеба.
- Вот за что так и не выпили, Варнэзыч, так это за родину, – резонно заявляет Гусько.
- Точно, – соглашается Варнэзыч.
- А? Комиссованный? Нехорошо про родину забывать. Родину забывать – это свинство. С тебя простава.
- Так у меня уже все, пацаны, голяк – я ж все отдал. В другой раз – за родину. (Попытался встать – старшой, дотянувшись через стол, без усилия дернул его за рукав - тот обмяк).
- За Родину в другой раз??? Варнэзыч, ты слышал?
- Оставь ты убогого. – Отозвался Варнэзыч.
Подошла пожилая официантка:
- Закрываемся, ребята. Рассчитываемся – и до завтра. К 10-ти на опохмелку приходите – рассольничек уже будет. Рассчитываемся в темпе вальса, ладно? Устали все. – Оставив на столе счет, отошла к стойке, пересчитывать на полке бутылки с пивом.
- Я что, до завтра ждать должен? – не унимался старшой, вытряхивая мелочь из карманов. – Комиссованный, мы в засаде. У меня не сходится.
Варнэзыч тем временем выудил из своих карманов рублей 25 вместе с мелочью, молча брякнул их на стол.
- Все равно не сходится, земеля.
- Говорю же – голяк.
- Голяк… Сбегай по быстряку – корову свою подои, - старшой продолжал бесплодные подсчеты.
- Ка…кую корову?
- Толстую и жирную, с которой едешь! Бестолочь…
Солдатик не сумел опомниться, не успел подумать, как его кулак встретился с носом старшого. Ударом задетая пустая бутылка упала со стола и звонко покатилась по салону. Вскрикнула официантка, выбежала мойщица, проснулся сторож - но предотвратить неизбежное не смог бы теперь никто.
- Она не корова. Она моя мать. Повтори, паскуда.
Кровь, хлынувшая из носа старшого, заливала ему тельняшку. Он запрокинул лицо вверх, стараясь остановить кровотечение.
- Я щас повторю, твою мать. Ты все сейчас про свою мать узнаешь.
- Гусь, не надо… Пойдем лучше. Гу-усь…– осторожно уговаривал Варнэзыч.
- Отставить. Сейчас пойдем, секундочку… Кое-что кончить надо. – И Гусь ногой остановил катившуюся к нему порожнюю бутылку.
……………………………………………..
В ресторане красовались следы погрома: битая посуда, затоптанные скатерти.
Мойщица выметала горы стекла, официантка отщелкивала на счетах сумму ущерба. Прислонившись лбом к стеклу, солдатик сидел с мокрым полотенцем на лбу.
- Дойдешь сам-то? – окликнула его мойщица, - или проводить?
- Сам, - обернулся тот. На битом воспаленном лице сияла счастливая победная улыбка.
……………………………………………..
Поезд стоял на полустанке. Тихо. Слышно было, как обходчик постукивает молотком. В спящем вагоне не спали двое: мать и сын. Мать, лежа внизу, вглядывалась в темноту, чтобы разглядеть лицо сына на верхней полке.
- Все таблетки поела, пока ты не пришов. Не обижали тебя?
- Та не, хорошие ребята.
- Точно не голодный? А то достану.
- Скорей бы уже доехать. Подержанный «Nokia» можно рублей за 700 купить, представляешь?
- Ой, лышенько… Чого так ноги мерзнут?
- У тебя пенсия 5-го?
- Спохватився. Пенсию я на дорогу зняла. Теперь только инвалидную ждать. До 20-го и на бульбе просидим.
- Ты ничего не выбрасывала? Джинсы дяди Коли не пустила на тряпки, а? Мы во сколько приедем?
- Не торопись. У нас вагон прицепной. Утром отцепят, и часов 7 стоять будем. До ночи доедем. Та шо ноги так мерзнут? И носков нэмае.
- А пластинки мои? Не раздавала? Я тя знаю.
- Сынок, може, одеяло принесешь? Нияк не согреться.
- Та ты шо, такая жара. Это… Людка замуж не вышла?..
- Та за кого там выйдешь? После таблеток пить так охота…
- Че не сказала, пока не лег? Слезать, шнуроваться…
- Щас бы валенки та на печку…
- Баня не дымит больше? Дров наколю…
Поезд тронулся и тихо поплыл, набирая скорость. Домой…
……………………………………………………
Высоко стоит утреннее солнце. На запасном пути отцепляется с шумом вагон. Дрогнул и откатился по инерции. Состав медленно потянулся прочь, обнажая сверкающие рельсы.
Сын проснулся от толчка. Распухшее лицо саднило от боли. Он потянулся к губе и снял сукровицу. Посмотрел вниз: полка кутюрье была свободна. В динамике раздавался треск и готовое прорваться пение. Мать лежала с открытыми глазами и едва улыбалась.
- Чё смеешься… Красивый, небось? Все, отцепили, кажись.
Спрыгнул вниз, сразу нырнув в гигантские ботинки.
С запасного пути, из окна отцепленного вагона, был виден перрон. Мужиковатой походкой, вразвалочку, покатой спиной вперед шагала железнодорожница в оранжевом жилете. Глядя вдаль, одной рукой помахивала белым сигнальным знаком - другой то и дело забрасывала в рот семечки.
- Воды-то принести? – снова потянулся к разбухшей губе.
-…Че ты? Воды, говорю?.. – Мать не отвечала.
- …Ма… - тихо позвал сын. Ответа не было.
Железнодорожница на перроне, сплевывая шелуху, снова пятилась, раскачивая на ходу могучими плечами. Безучастно помахивая белым диском сигнала, машинально отправляла семечку в рот…
Открытые глаза матери едва улыбались. Солдатик осторожно коснулся ее руки, лежащей на горе живота, – рука безжизненно съехала вниз, скользнув по ситцу.

Рельсы отполированы солнцем. Селектор волнами разносит в вышине женский визгливый голос, ему вторит скупой мужской, - кодовые слова и цифры умножаются эхом, сплетаются, теряются и растворяются в зыбком мареве.

Из динамика с хрипом и клекотом прорвалась, наконец, «Santa lucia». Глубокий итальянский тенор прерывался, теряясь в треске динамика, и возобновлялся с прежней силой.

Очень скоро великого Карузо заглушает томительно длинный свисток паровоза. Угрожающе нарастает грохот приближающегося товарного состава. А вот он уже поглощает и свисток, и бравурную песню - и нескончаемой чередой мелькающих вагонов, вздымая шпалы и нагнетая пыль, товарняк отрезает и перрон, и полустанок, и дежурную железнодорожницу с белым диском сигнала…

Вращаются неумолимые маховики. Куда-то мчится поезд. Остается неподвижным небо.


30 мая 2007 г.

Категория: Рассказы Автор: Анна Тугарева нравится 0   Дата: 29:05:2014


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru