— А ты глянь ещё раз, дочка… Вчера по телевизору говорили… — Сухой сморчок в до неузнаваемости застиранной рубахе, непослушно пузырящейся из выцветшего трико. Cхожий на вылезшего из норы суриката, застыл у заплёванного возмущёнными посетителями окошка, напряжённо вытянув худую морщинистую шейку. Цепляясь за чересчур высокую ободранную стойку, безуспешно пытался поймать ускользающий взгляд обозлённой кассирши. — Да поймите же… Вы! — Закипающая женщина опустила голову, намертво вбив взгляд в стол. — Мы — почта! Платежи принимаем, пенсии выдаём… ВЫ-ДА-ЁМ! А за перерасчётом ... идите-ка вы!.. В пенсионный фонд.
Пропеллером завертелась входная дверь, и в операционный зал вошли «MENINBLACK». Чёрные брюки аккуратно заправлены в черные, высоко шнурованные ботинки. Чёрные куртки. Чёрные береты. Что помоложе встал у входа. Широко расставив ноги, явно подсмотренным движением, ловко сунул оба больших пальца за широкий офицерский ремень. Отягощённый пистолетом, стальными браслетами, баллончиком с газом и мобильным телефоном. Обведя тусклым взглядом рассыпавшихся по залу скучных людей, милиционер быстро-быстро задвигал челюстями. Что постарше подошёл к кассе, ловко отцепил старика от стойки и неожиданно бережно, словно котёнка, отставил в сторону. Просунул голову в отверстие в стекле, по форме схожее с надгробной плитой, под вьющейся облезлой надписью «ПРИХО…АЯ К…А». — И де ваш грабижнык, мадам?
— Да вот он! Рядом стоит. Кровосос!.. — И милиционера ошпарило злобным выхлопом так долго сдерживаемых слов…
— Пишлы, диду! — Старший прапорщик подцепил старика под руку и легко потащил к выходу, громким командным голосом глуша нудное шамканье. — Ты всэ переплутав, старый! Тоби нэ сюды... Тоби вСОБЭС трэба!
Сердитым прибоем, прихлынула и забурлила у платёжного окошка очередь.
— Готовьте мелочь! И книжки подавать в открытом виде! Я их тут вам открывать не нанималась! — Металлически-звонко застрекотал кассовый аппарат, затрещали отрываемые под линейку чеки. Гулко застучал штемпель ловко, словно сам по себе, попадая аккурат в центр бумажных обрывков...
Бумерангом закружилась входная дверь, и в разлившемся безмолвии зашуршали грузные шажки возвращающегося «командора». — Я тут вот чё сказать пришёл… Я тут щас домой пойду… Обедать… Апасля уже вернусь… За пе-ре-рас-чётом. — Очередь дружно выдохнула. — А может оно… Тут подожду… Посижу… Пока деньги привезут… — Старик потоптался на месте, виновато улыбнулся и обречённо застыл на краешке ближайшего стула.
Над позабытой в углу изрядно запыленной пластмассовой пальмой нервно загудела зелёная навозная муха, переливаясь перламутром потревоженной ёлочной игрушки.
***
— Мелитополь первый, Мелитополь первый! Я, Мелитополь одиннадцать, связи прошу, приём… Мелитополь первый, на сберкассе - ложный вызов, возвращаюсь на базу.
— Чуеш? Я тут учора в интэрнэти типа на интервъю одного турка потрапыв. Ну... того самого... що у висимдэсят пэршому Святого Ойця завалыты хотив... Выявляеться Папу свои ж и замовылы. — Патрульная машина выбралась из ям и рытвин спального района и понеслась по четырёх полосной магистрали, радостно хлопая фиолетовыми глазищами. — Долбанные политиканы!.. Я бы теж когось завалыв... Только тут без «Винтореза»не обойтись...
— Опачки! И почему это вдруг из москальской, а не из нашей?
— По-пэршэ, «Винторез» - бесшумный, по друге, любой бронежилет насквозь прошивает. А, по трэте, именно из «Винта» я в Чечне по москалям фигачив... И всэ бы добрэ, алэ е тут одно «НО»... Його тилькы в России виробляють.
— И шо теперь робыты?
— «Шо робыты, шо робыты?». З москалямы объеднуватысь!..
— Так мы же разные!..
— То так! Мы - ризни... алэ власть имущие везде одинаковые! — Прапорщик перетянулся ремнём безопасности. — Червоный! На свитлофори!
— Да бачу я! Не слепой!— Жующий каучук напарник выпустил из динамической преисподней разноголосо завывшую свору, вмиг разогнавшую все ближайшие городские шумы. Автомобиль подпрыгнул и ринулся на светофор-тореро.
Жестоко распятый.
Городским футуристом.
Над крестом перекрёстка. |