Olrs.ru / Конкурс
КОНКУРС

Регистрация

Логин

Пароль

забыли пароль ?
















Хлеб

Когда мой старший сын был ещё маленьким, мы жили на Октябрьской улице в квартире моего тестя. По вечерам в доме пахло горелым хлебом: тесть сушил в духовке сухари. Всем уже, честно говоря, порядком надоела эта печная романтика, с каждым днём настойчиво напоминающая о том, что в мире ароматов существует не только запах цветов или чего бы то ни было ещё. Домашние спасались от этого кто где: ребёнок нарочно заигрывался подольше во дворе, жена приглядывала за ним с балкона или на лавочке, а я набирал ванну, ну или как придётся. В этот раз я предложил дяде Вене пойти погулять, надеясь в это время проветрить помещение.
Он согласился, кончив прежде свою кипучую деятельность с фасовкой сухарей и заправкой новой трёхлитровой банки квасу.
Было это в начале мая, пошли мы, значит, гулять в Комсомольский парк – он правда, парк по старинке всё называл Александровским садом, как до революции. Идём мы: я сзади, как обычно, а он впереди – в коляске. Свернули с центральной аллеи, и я сел перекурить на лавочку. Всё случилось так быстро и неожиданно, что я даже сигарету изо рта выронил.
- Что ж ты делаешь, а? – захрипел побледневший дед. - А ну подними!!
Я поднял взгляд: перед нами стоял мальчуган, который, как я понял, бросил в урну рядом с нашей лавочкой кусок хлеба недоеденного хот-дога. Парень оторопел от пронзительного баса.
- Я? Ничего, – протянул было тот.
- Ты хоть понимаешь, сколько труда нужно, чтоб его вырастить, приготовить? Это не яблоко тебе какое-нибудь. Или, по-твоему, на колосьях буханки сразу болтаются? – он смотрел на мальчишку своим слезящимся взглядом, как на личного врага.
- Дедушка всё правильно говорит, – вмешался я. - Возьми булку, отдай вон лучше собачке. Иди мальчик, иди.
Мальчик поднял хлеб и ушёл, скорчив деду напоследок гримасу.
- Я таких как ты на ноге видал! - буркнул ему дед вслед.
В общем, можно сказать, парень легко отделался, потому что ног у нашего деда, как раз таки и нет…

На самом деле дядь Веня был добрейшей души человеком. Просто к хлебу у него отношение было особое, можно сказать, он относился к нему с придыханием. Это слово из его уст даже звучало как-то по-особенному: что-то вроде «хлиеб» – не могу описать этот звук. Наверное, всё потому, что писалось оно раньше через ять.
В семье у нас насчёт хлеба целая градация выходит. Жена моя хлеб не есть почти: сейчас вот диета очередная, хотя она и так стройная - тесть её даже зовёт «освенцимом». А я - любитель корочек. Мы раньше купим батон, срежем себе по краюшке с тестем, а остальные серединку доедают. Правда, дядя Веня последнее время тоже перешёл на мякиш – зубов-то нет. Так что мне все корочки доставались. Дети же в этом плане не определились, они баловаться любят. Ломтик серого хлеба порежем вдоль, так они из серединки выгрызают два отверстия и играют кусочком, похожим теперь на автобус или машинку. Дед как увидит – давай их по рукам. И смех и грех.

Он без хлеба жить не мог просто, всё ел с ним в прикуску – не важно: макароны на столе или пельмени. На завтрак любил положить что-нибудь на кусочек – творог, там или яйцо, не говоря уж о масле и колбасе. А если мы покупали «сырные палочки» в Доме хлеба – так он просто был счастлив, настоящий праздник, прямо не торта ему не надо, ни конфет шоколадных. Да, я говорил? Он и шоколад с хлебом ел и арбуз. Такая, говорит, вкуснятина! Вы тоже, мол, попробуйте. Да ещё ввернёт фразочку: «Fructus cape cum pane, si vis vivere sane» - откуда он её только взял эту пословицу латинскую и запомнил же!

Нам, его не понять, конечно – поколение такое, дети войны. Тот, кто когда-то испытывал длительный голод, навсегда сохранит этот страх. Поэтому гостей и родственников он первым делом усаживал за стол и не выпускал, пока они не наполнят желудок, как воздушный шарик.
Сам он никогда не оставлял на тарелке ни крошки – её даже практически можно было и не мыть после этого. Сколько положат, столько и съест. Ни единого недоеденного куска хлеба он никогда не выбрасывал: просто терпеливо обрезал обгрызенные места. Крошки выкладывал за окно - в кормушку для птиц, а остальное высыпал на противень и сушил, доводя всех до белого каления, покуда кухня не заполнится мучным чадом. Когда сухари поостынут, дядя Веня расфасовывал их в полиэтиленовые мешки, которые плотно завязывал сверху и убирал в кладовку.
Время от времени он устраивал своеобразную инвентаризацию, проверяя свои запасы, выбрасывал попортившиеся упаковки и докладывал новые. По всей трехкомнатной квартире, как в амбаре, находились укромные уголки, которые были буквально забиты этими вездесущими мешками.
Между тем, человеком он был образованным – очень много читал, да и жили мы не то, чтобы беднее всех. Однако все попытки отговорить его от этой затеи были обречены на провал. В последний раз он заявил: «Если начнется голод, то я должен быть уверен, что нам есть на чём продержаться хоть какое-то время. Еще благодарить будете - не дай, конечно, бог!». И тут под шелест парка он погрузился в воспоминания:

Тогда вот тоже, если бы только не было этой войны, мы жили бы как у Христа за пазухой. Вы только представьте себе, невесть откуда пришли эти немцы, как гром среди ясного неба. Из страны, которую мы все ведь считали дружественной, культурной. Мы читали Гёте и Гейне, а тут на тебе! В газетах-то писали, что Англия – главная зачинщица войн и про пакт о ненападении.
Такая паника поднялась в посёлке! Отец давай в магазин бежать – там очередь уже жуткая, хватают всё под ряд, сколько только могут унести. Мама в банк кинулась, надеясь снять деньги со сберкнижки, да опоздала - наличные закончились.
Не успели оглянуться, как враг уже к Ясной Поляне подошёл, а тут и до нас прямо рукой подать – на Косой горе мы жили. Конец октября стоял, когда они посёлок взяли. Шныряют по улицам, каски сверкают. Немцы эти были - хуже Ирода самого, хотя не только немцы.
Был вот среди них эсэсовец один – финн, звали его вроде Хаапе, по крайней мере я слышал, что его так окликали. Он зовёт меня как-то, мол, «Эй, рюсся, рюсся » - без перевода понятно, что пренебрежительно как-то. Ну и что? Поманит, как козочку какую, хлебом или морковкой, а сам не даёт, бросит потом, как кость собаке. А жрать так хотелось, что я и козявки готов был съесть. Я и слопал кусок, мне-то показалось, что это картошка была, а оказалось, что мыло хозяйственное. Живот заурчал, а этот ржёт и напевает себе “Uraliin”. Угу, думаю, раскатал губу до Урала. Ну, я возьми и намурлыкай ему в ответ "Принимай нас Суоми-красавица"… Ох, и злющий был финн этот, с мерзкой бородой рыжей. Как отвесит мне своим огромным сапожищем такого пинка смачного, я аж подпрыгнул. Долго хромал потом.

Немцы все обозлились постепенно – за Тулу-то наши стояли накрепко, а морозы все больше крепчают. Говорят, что Генерал их Гудериан объявил своим солдатам, дескать, бой идет за зимние квартиры в Туле. Эсэсовцы стали тщательно партизан искать и комиссаров выведывать, многие просто под горячую руку попали.
Когда зашли в нашу хату, увидели на стене фотографию бойца-артиллериста – мать забыла отцовскую карточку снять. Ну и всё, спалили дом, хорошо ещё нас на улицу выгнали. Так и болтались по соседям: кто переночевать пустит, кто одеждой поделится – кто чем, у нас-то всё ведь сгорело.
Еды особенно ни у кого и не было, да и где её возьмёшь: погреба немцы обшарили, магазины пустые, на рынке цены взлетели, ни в деревню не сходишь, ни в город. Так и мучались числа до 15 декабря, пока наши не пришли, отбив посёлок, потом всю войну ещё, да и после...

Фантом голода преследовал его до самой смерти - его, человека сурового и сильного, пережившего в детстве ещё и потерю ног. Причём, пытаясь раздобыть провианта.
Однажды прошёл слушок, что на ближайшую станцию должен прибыть продовольственный поезд вермахта – было это ещё во время оккупации. И вот как-то ночью, мальчишки отправились на разведку, глядишь раздобыть чего съестного. Потихоньку подкрались к станции, перемахнули через забор, но тут одного из них высветил прожектор. Часовой свистнул, они давай наутёк через пути. А дядь Веня-то хромой на одну ногу - бежать не может, да ещё засуетился, только и успел заметить, как нога застряла между рельс. В тот момент стрелки перевели не кстати. В общем, пол километра проволокло его за поездом, ноги обе отняли по колено хирурги немецкие в госпитале. Спасибо, что ещё взялись, могли и пристрелить ведь.
С тех пор у него не так уж и много радостей было. А немцев он ненавидит лютой ненавистью, не смотря на операцию, считая, что не будь войны, то и на станцию он бы не полез. А ещё французов всё в пример ставит, дескать, и с ними война была не на живот, а на смерть, в которой мы также вышли победителями и отступали до Москвы. При этом, заметьте, говорит, разве есть к ним ненависть? Нету её: «Потому, что нравы другие были, и война была другая – о чести у людей больше понятия было, не то, что нынче».

Лично я не совсем разделяю его точку зрения и дореволюционные придыхания, ибо что касается войны, то это всё одно: голод, смерть и падение нравов идут с ней рука об руку во все времена. Бывали, конечно, исключения, но они всё эпизодические. А может всё потому, что я и сам наполовину немец – моя фамилия Шмидт.
Мой отец был немецким военнопленным, как и ещё почти три миллиона солдат. После войны попал в Бутырку, потом работал на строительстве дорог и мостов в Москве и других областях. Служил он в инженерных войсках и до войны работал строителем, так что дело своё знал.
Домой он не вернулся, доселе неприкаянный был принят русской женщиной, моей мамой и осел в Тульской области. Зла на него она не держала, хоть и потеряла мужа. Война – это общее горе, которое обостряет чувства. О том, сколько преступлений на совести немцев, причем не только на территории России, но и в концентрационных лагерях Европы, он узнал только в лагере – сам-то оружия толком в руках и не держал. Причем сначала считал это пропагандистской шелухой, но когда были представлены веские доказательства, крепко задумался… Так он ей говорил и она поверила.
Русский он неплохо освоил, по-немецки только иногда говорил дома – в основном, когда ругался. А вообще, таких семей у нас в области немало – достаточно хотя бы пройтись по кладбищу и почитать фамилии на памятниках.
Правда, тестю мы эту историю не рассказывали – зачем память ворошить? Так и не знал до самой смерти, а, может, и знал, но промолчал. Его, по-видимому, больше другое заботило – заначки. Когда дядя Веня переменил миры, свёртки с сухарями находились повсюду: на кухне, в антресолях, а также в самых неожиданных местах, включая матрас, на котором он спал и даже под подушкой…
Категория: Рассказы Автор: Том Нойер нравится 0   Дата: 15:10:2012


Председатель ОЛРС А.Любченко г.Москва; уч.секретарь С.Гаврилович г.Гродно; лит.редактор-корректор Я.Курилова г.Севастополь; модераторы И.Дадаев г.Грозный, Н.Агафонова г.Москва; админ. сайта А.Вдовиченко. Первый уч.секретарь воссозданного ОЛРС Клеймёнова Р.Н. (1940-2011).

Проект является авторизированным сайтом Общества любителей русской словесности. Тел. +7 495 999-99-33; WhatsApp +7 926 111-11-11; 9999933@mail.ru. Конкурс вконтакте. Сайты региональной общественной организации ОЛРС: krovinka.ru, malek.ru, sverhu.ru