Наталия Грачева
Осенняя симфония
Бывает такое время осенью, когда лист, приготовившийся сменить зелёный окрас на жёлто-красную гамму, ещё прочно держится на ветке дерева. И тогда лес преображается прямо на глазах, день ото дня изыскивая всё больше и больше цветов, для того чтобы принарядиться краше.
Поначалу деревья робко подыскивают собственный стиль, примеряя на себя различные украшения и наряды, с каждый днём становясь всё смелее и даже бесстыжее.
Так, на рослых основательных берёзах появляются длинные золотые серёжки, иногда напоминающие ленточки, которые девушки привязывают к веточкам в надежде приколдовать к себе суженого. В зелёных кудряшках листвы пробиваются разноцветные прядки, как будто неизвестный лесной стилист использовал мелирование - сложную технику окрашивания волос. Другие клиентки того же лесного мастера пожелали покрасить себе лишь чёлку.
Уже прорежены ветрами багрово-розовые черёмухи, первыми во всём лесу теряющие пышность своей причёски. Нежными свадебными букетиками стоят они в открытом поле, и лишь декоративной атласной ленты не хватает их немудрёному наряду, чтобы усилить это впечатление.
На зелёных ещё ветках клёна, как в ладошках, лежат резные листы разных цветов, что придаёт необычайную красочность всему дереву. Золотые монетки осиновых листочков перемежаются редкими медяшками, которые поблёскивают и, кажется, даже позвякивают, несмотря на полное отсутствие малейшего ветерка.
То тут, то там в травяной зелени леса проглядывают красные, оранжевые, жёлтые искорки листьев невидимых деревьев. Искусными мазками художника-импрессиониста выведены игривые жёлто-оранжевые завитки на изумрудной стене дома хозяина леса. На телеграфных столбах на одинаковом расстоянии друг от друга, как дозорные домовладыки, расположились жёлтоклювые рябые ястребы.
Всполохами огней на общем зелёном фоне лесов вспыхивают огненно-рыжие клёны, отсвечивают золотом до боли в глазах аккуратные берёзки, обращают на себя внимание малиновые рябины. А испарения, поднимающиеся к небу из зеленеющих ложбинок, напоминают дымки многочисленных костров.
И вот уже осмелели модницы, и вот уже загремели фанфары приготовившихся к торжеству осени деревьев.
Разжелтелись основательные дубы, напоминающие собой небольшие копёшки, копны, а иногда даже целые скирды. Раскраснелись опрятные рябинки, нежно обнимающиеся с телеграфными столбами. Медяные тополя выстроились величаво по периметру деревень, как стражи.
Пробились к небу розовые верхушки тонкоствольных берёз, родившихся в тёмной чаще хвойного леса, на фоне которого вкрапления других деревьев кажутся разыгравшимися в салочки огненно-рыжими змейками. Красно-жёлтые водопады лиственных массивов как будто стекают с вершины лесной чащобы.
И уже кажется чужеродным неожиданно зелёное деревце внутри блещущего золотом в лучах солнечного света царства Мидаса. Тончайшая паутинка золотистых поверх зелёных ещё внутри кроны листьев на юных берёзках, запрятавшихся в глубине желтеющего листвяника, смотрится, как вуаль на подвенечном платье.
Заплескались медово-жёлтые фонтаны и фонтанчики небольших вязов, заискрились салютики молодых липок, зазвенели золотинки ольхи. И лишь оттенками цвета мёда — от белесого липового, насыщенного цветочного до почти коричневого гречишного различается их листва.
Уже составлены роскошные букеты из величавых лип и дубов, предназначенные для особых гостей на этом балу. Поросль разноцветного кустарника, как кружевной подзор на пышной перине осени, опоясала леса.
Невозможно надышаться воздухом, напоённым ароматами грибов, палой листвы и с удовольствием отдающих свои запахи трав.
Распоясавшаяся в своём буйном жизнелюбии, хозяйка-осень расцветила и скромные уральские деревушки. Отдельно стоящие деревца охраняют их, как рыцари в золотых, бронзовых и медных доспехах. Разгорелись по сёлам костры пламенеющих клёнов. Притулившиеся к домишкам разноцветные рябинки, кажется, специально посажены умелым садовником.
Клумбовое разноцветье лиственного леса иногда простирается на сотни метров, являя собою цветник, принадлежащий отлучившемуся по своим делам, великану, и по всему, созданный трудами лучшего ландшафтного дизайнера. Кроны деревьев похожи на кусты роз всех цветов на этой гигантской клумбе.
Ели-кипарисы, как офицеры в праздничных мундирах высятся над танцующими дриадами, разодетыми в пышные платья цвета белого и красного вина, розового шампанского и крепкого коньяка.
Бледно-серые ивы выделяются на фоне всего этого великолепия скудостью своего убора, и кажется - они случайно оказались на данном помпезном торжестве.
Багрово-мохнатый иван-чай, багряные травы и пушистые метёлки злаковых выписывают почти правильные фигуры округлой формы на пустеющих полях, иногда образуя своеобразные островки от совсем белесых до бордовых вокруг телеграфных мачт. Мелкий цветастый кустарник вместе с разнотравьем образуют узорную кайму на платье разряженной тайги.
От невероятной красоты душа трепещет, дыхание сбивается и вспоминаются японцы, отказавшиеся от обширнейшей культурной программы ради съёмки осеннего уральского леса, а в голове рефреном звучат слова — то ли начала стихотворения, то ли припева песни: «Осенний лес — сама поэзия и музыка сама».
И думается, что человек, с достоинством подошедший к третьей четверти земного существования, уже переживший свою весну, своё лето и вошедший в осень покойно и радостно, оставив позади суетность мира, его тревоги и страхи, несколько отстранённо созерцающий биение жизни, несомненно, прекрасен во всепонимании, всепрощении, любви к людям и ко всему сущему.
И радуют глаз просветлённые лица обретших мудрость за годы жизни стариков. И неожиданно приходит понимание известного изречения: «Старость — это сто радостей». И возникает мысль, что коль скоро увядание человека может быть столь прекрасным, то стоит жить долго-долго.
3.02.2013г.
|