В память друга
Вадим Александрович стоял на сцене юбилейного вечера Федерации альпинизма и держал в руке награду заслуженного тренера России, зал аплодировал, а он смотрел на публику и узнавал лица друзей, учеников, и вспоминал лица тех, кого здесь нет, и никогда не будет – забрали горы. И эту радость, которую он переживал сейчас, можно было назвать – со слезами на глазах. Но он сдержался на сцене. Зато после торжества, за дружеским столом, где рядом сидели люди, знавшие его десятилетия, он всё же прослезился, вспоминая ушедших и погибших в горах. А после одного тоста, в котором прозвучало слово «сюрприз», поскольку действительно эта награда стала сюрпризом для Вадима Александровича, он вдруг вспомнил другой «сюрприз». Даже праздничное оживление за столом не помешало ему вспомнить поход из первых лет тренерской работы…
От увесистых рюкзаков Вадим только в кресле самолёта перевёл дух и расправил плечи. Затем откинул спинку кресла и решил немного вздремнуть после бессонной ночи с ремонтом машины.
«Уж теперь отосплюсь за две недели похода», - подумал Вадим, и закрыл глаза. Сквозь гудение самолёта доносились обрывки разговора его пацанов, и он вспомнил, что не проверил у них снаряжение - в спортклуб влетел за полчаса до выхода... Хотя, на этих ребят можно положиться. И вообще, этим набором в секцию альпинизма, где он тренирует уже пять лет, Вадим был доволен.
До него долетело знакомое выражение Лёшки: «Усохнешь!». «Опять спорит с кем-то, - подумал Вадим и остановил свои мысли на нём. - Да, хоть бы этот Лёшка. Сильный, ловкий парень, только немного разбитной. Ничего, пару раз сходит в горы, присмиреет. Или взять Валерку, этот просто рождён для гор».
Он вспомнил недавнюю тренировку, где любовался, как Валерка работал на скалах, пусть ещё не так быстро, но как грамотно поднимался, а спустился - даже не вспотел. Вадим открыл глаза и отыскал взглядом Валерку. Тот, молча, сидел, но за стеклом очков было непонятно, спит он или думает о чём? Хороший парень! Интересно, как встретит отца? Сидит себе и не знает, что ему приготовили сюрприз.
Да и для него самого это был сюрприз, когда в анкете Валерки, в графе «родители» увидел имя Петра Ивановича Семёнова, лесника того самого района, куда они сейчас добираются.
С Петром Ивановичем он знаком уже лет десять, и ошибка исключалась. Не раз они дружески сидели за столом и вели разговор о жизни. Ну а с сюрпризом Вадим решил не спешить, пока ни пройдут маршрут.
Идти было трудно. Осенний, холодный дождь размочил узкую тропу, и каждый старался попасть ногой туда, где земля держалась за корни деревьев и была значительно твёрже. Однако это не всегда удавалось, и ноги то и дело соскальзывали на тропу, проваливались в слякоть. Но больше всего Валерку раздражали очки, которые быстро запотевали под капюшоном мокрой штормовки, и их без конца приходилось протирать. Когда стёкла очков становились прозрачными, он хорошо видел, как ветер подхватывал жёлтые листья, нёс вдоль тропы и швырял их в лужи, где вода их кружила, как лодочки, и по ручьям уносила куда-то вниз навстречу неизвестности. Как и Валерку – он по сей день видит во сне море и паруса, уплывающие всё дальше и дальше от его берега... Уже полгода он занимается альпинизмом в заводском спортклубе, куда пригласил сам тренер. Чем-то он приглянулся тренеру на заводском турслёте. Скоро будет год, как Валерка работает на заводе после мореходки, откуда был списан по зрению. Альпинизму очки не мешали, если не считать сегодняшний подъём в горы. Но и это не сравнить с тем, что пережил он, когда возвращался домой из мореходки. Тогда вся дорога казалась бесконечно долгой и одинокой. И совсем другое чувство он пережил сегодня, когда с огромным рюкзаком и ледорубом в руках добирался до аэропорта! Именно сегодня он ясно ощутил, что значит для него дорога. Даже холодный дождь не мог остудить это чувство... Здесь Валеркины воспоминания прервал голос тренера, который, как всегда, подбадривал очередным куплетом из какой-нибудь туристской песни и между тем обгонял всю группу.
Шагая впереди, тренер рассуждал про себя: «Уже пять часов топаем, а прошли только половину. А ведь ещё до перевала надо подниматься. В хорошие дни это расстояние часа за три пробегали, но погоду не закажешь. Да и пацаны порядком промокли, даже Лёшка «усох». Ладно, пока не накрыли сумерки, свернём к леснику», - решил тренер и ускорил шаг.
Дождь, кажется, немного стих. И пока хозяйка возится с ужином у печки, Пётр решил затянуться хорошей сигаретой. Обычно он курит дешёвые папиросы и только по вечерам, да и то не каждый день, достаёт из серванта приятно пахнущие сигареты, которыми балуют туристы. Так уж случилось, что тропа к одной из вершин проходит рядом, и туристы, зная об этом, часто заглядывают к нему, а когда и заночуют.
Петр закурил на крыльце и с наслаждением потягивал сигарету. Крыльцо не продувалось ветром, и ароматный дым медленно кружил вокруг головы и одновременно кружили в го-лове мысли. Вспоминалась поездка в город к начальству за премией. В лесничестве, как правило, премию дают не в конце года, а по осени, когда позади летние тревожные месяцы - гляди в оба, чтоб пожара не случилось в лесу.
На этот раз он премию потратил на велосипед Саньке. Вот разинет рот, когда увидит взрослый велосипед. Только бы мать не проболталась до дня рождения. «Потешный мальчишка!» - ухмыльнулся Пётр, чувствуя, как что-то вроде родительской нежности проснулось в его душе и разбудило то, что он годами таил даже от себя, - это была любовь к старшему сыну, Валерке. Сыну от первого, послевоенного брака...
Провоевав пять лет и, отделавшись одним небольшим ранением, он вернулся с войны не только с орденами и медалями на груди, но и с мечтой найти невесту и жить счастливо. Ведь для этого у него было всё: профессия первоклассного шофёра, здоровье, молодость. И разве мог он подумать тогда, что всё это не пригодится на гражданке. Например, храбрость и честность станут не в почёте, вместо этого придётся быть терпимым даже к последнему дерьму, иначе...
Уже к осени 45-го он женился. Но запомнилась осень другим - встречей с начальником автоколонны, который стал дьяволом в его судьбе. И никогда он не забудет злобный взгляд и слова, когда оформлялся на работу: «Ну, чего вырядился... У меня не за ордена деньги получают!». Скоро он узнал, за что здесь платили: за «левую» работу, с которой начальник брал проценты. Да чёрт с ним, с хапугой! Но как мог суд поверить ему?! Поверить тому, кто всю войну отсиживался в тылу; кто, как клещ, впивался в рабочего и сосал его кровь; мало того, он же и подстроил аварию, чтоб засадить Петра... А потом осудила и жена, не за аварию, а за то, что отказался от «левого» заработка.
«Видите ли, какой гордый! А ты подумал, как жить теперь мне одной, с ребёнком...» - услышал он уже за решёткой.
Недолго он носил на руках Валерку. После пяти лет тюрьмы вместе уже не жили. Встречался несколько раз, пока ни уехал из города.
...Все воспоминания и столь редкое для него тепло в душе вдруг было нарушено лаем собаки. «Никак за ручьём, у дороги, - смекнул Пётр, - кого же это носит нелёгкая в такую погоду?» Вскоре, увидев туристов, он успокоился и крикнул на собаку: «Свои, замолчи!». Собака тут же стихла, а за спиной открылась дверь и высунулась голова Саньки: «Пап, пришёл кто?».
Петр, не оборачиваясь, ответил: «Свои, туристы...». Дверь быстро закрылась, но всё же успела выпустить из дома лёгкий запах горячего ужина.
К калитке гуськом подходили мокрые с головы до пят туристы. В спущенных на глаза капюшонах и мокрых штормовках они были все одинаковы и казались беспомощными перед дождём и надвигающимися сумерками. Один за другим стали собираться у калитки в ожидании тренера, который шёл позади.
Пётр, докуривая сигарету, решительно крикнул:
- Да заходите, чего там встали!
Калитка открылась, и туристы по одному стали заходить во двор.
- Куда путь держите? - сухо заговорил Пётр.
- Наша дорога прямая, Пётр Иванович, к небу, - вступил в разговор подоспевший тренер.
- Давненько не заходил, Вадим. Видать, хорошей погоды ждал, - признал его Пётр и улыбнулся своей шутке. Затем, махнув рукой в сторону сарая, добавил:
- В сарае сам разберёшься. А уложишь своих гавриков, заходи на чай.
Вадим быстро отправил ребят в сарай, а сам поднялся на крыльцо:
- Да я ведь не один пришёл, - начал осторожно говорить он.
- Чего уж, вижу... Сарай большой, поместитесь, - поддержал Пётр.
- Я не об этом, - продолжил Вадим. - На этот раз с сюрпризом пришёл. Правда, хотел удивить тебя после горы, но так уж случилось - дождь достал. Ну, в общем, среди моих ребят твой сын Валерка. Уже полгода у меня занимается…
- Подожди, - не дослушал его Пётр. - Сестра в городе говорила, что он учится в военном училище…
- Учился, в мореходке. Да по зрению списали. Сейчас работает на заводе.
- Понятно... - протянул задумчиво Пётр. - Вместе приходите.
- А Валерке-то сказать, что ты его отец, иначе как?..
- Парень уже. Пусть знает, - ответил Пётр, а потом как-то нехотя и лениво развернулся и ушёл в дом.
Жене в доме Пётр не сказал про сына, а только попросил накрыть стол ещё на двоих.
«Теперь для Валерки остался сюрприз, - думал Вадим, пока шагал к сараю. - Придётся при всех говорить, иначе не пойдёт. Да и пацанам будет понятно».
Тёплый и сухой сарай уже наполнился влажным воздухом от мокрой одежды, рюкзаков, и не так благоухал сеном, как обычно. Если случалось ночевать Вадиму у лесника, он всегда выбирал место в сарае, на душистом сене. А сегодня просто счастье провалиться в него и наконец-то выспаться, но сначала... Дав распоряжение по дежурству, и выбрав место для примуса, тренер переоделся в сухое и, собравшись с духом, подошёл к Валерке.
- Валерка, у меня есть сюрприз для тебя! - чуть громче обычного сказал он. Затем, как бы раздумывая о чём-то, замолчал на короткое время, чем успел насторожить ребят, Валерку, который машинально стал поправлять очки. Когда он волновался, руки всегда, независимо от него, тянулись к очкам и как бы проверяли: на месте они, или нет? Одна рука ещё оставалась на оправе очков, когда он услышал тренера:
- Лесник-то твой отец! Ничего не почувствовал?
Валерка, как показалось тренеру, спокойно ответил:
- Нет! - и, склонившись над рюкзаком, стал выбирать сухие вещи.
Конечно же, он не ожидал такой новости и был сильно удивлён, узнав, что мужик на крыльце и есть его отец. Мало того, он сейчас прислушивался к себе: не отзовется ли эта новость внутри? Ничего, кроме усталости, он не ощущал и не чувствовал.
А что он мог почувствовать, если видел отца только карапузом. И мать не любила вспоминать его. Даже фамилия у него была не отца, а матери. Выходит, что связывает его с отцом только отчество. Да и знал об отце мало: воевал, давно живёт с другой семьёй, любит выпить. Тут Валерка вспомнил лицо лесника и отметил: «А на вид не скажешь, что пьёт».
Его мысли прервал тренер:
- Переодевайся, а перекусим в гостях. О тебе он знает, и приглашал...
И вот здесь что-то дрогнуло внутри Валерки, и он так сильно захотел вдруг спать, что готов был рухнуть прямо так, в сырой одежде, только бы не идти к отцу в дом. Больше всего на свете ему хотелось остаться здесь, в тёплом сарае с ребятами, и сердцем он завидовал сейчас каждому из них.
Заметив колебание Валерки, тренер положил руку на его плечо и сказал:
- Ты уже взрослый парень, и неудобно прятаться...
Да и ребята не скрывали зависти, зная о том, что лесник - авторитет даже у мастеров, никто лучше его не знал здешних гор. Словом, всё было за то, чтоб идти ему, только сердце стучало в груди и повторяло:
- Не ходи, не ходи, не ходи...
Запах вкусной горячей пищи встретил их уже во дворе, где собаку предварительно посадили на цепь, хотя тренера она знала хорошо.
Пётр стоял на крыльце в другой рубашке и докуривал теперь папиросу.
- Здравствуйте, - второй раз за вечер поздоровался с отцом Валерка.
- Здорово! Сам не узнал бы тебя... - ответил бодро Пётр и, совершенно не стесняясь, стал разглядывать Валерку и одновременно пропускать его и тренера в дом.
Разговор за столом в основном поддерживал тренер, который быстро находил тему и легко мог заговорить и с хозяйкой, и с рыжим, лет тринадцати её сыном. Валерка сидел рядом в каком-то заторможенном состоянии, и всё ему казалось сном, от которого очень хотелось очнуться, а никак не получалось. А ещё ему было так совестно здесь сидеть, совестно кушать, стыдился даже своих очков. Они, казалось, то и дело сползают у него. Который уже раз кладёт ложку на стол, поправляет очки, затем вновь берётся за ложку и, обжигаясь, ест дьявольски горячие, жирные щи. Скоро, вконец измучившись, он оставляет ложку на столе, а хлеб дожёвывает всухомятку.
- Кушай, кушай, Валерка, - подкладывая хлеб, потчует хозяйка. - Как по батюшке?
- Петрович, - выдавливает из себя Валерка и, совсем обессилив от терзавших его сомнений, переживаний, падает головой на стол и заливается слезами.
За столом все застывают. Хозяйка растерянно смотрит на мужа, на Валерку.
- Ну, чего ты, Валерка! Никак обжёгся?
Пётр, опустив глаза, сидел молча. А тренер, всё понимая, повторял:
- Ничего, ничего, всё пройдёт...
Вскоре Валерка неловко вылез из-за стола и, не поднимая головы, вышел из дома.
Утром Пётр появился во дворе лишь после того, как ушли туристы, а вечером был уже пьян. Со следующего дня он напивался с утра. И раньше это случалось, поэтому у хозяйки была надежда - обычно после запоев Пётр месяцами не брал в рот спиртного. Но на этот раз он не мог остановиться, спивался.
И с сыном Пётр больше не встретился, потому что через пять лет Валерка погиб под лавиной в горах.
…Вадим Александрович вернулся в настоящее. Взял рюмку со стола и помянул Петра Ивановича, Валерку, и невольно подумал о том, что в жизни людей есть и другие «вершины», на которые родные люди поднимаются в одной невидимой связке, и если один срывается с горы, то и второму редко удаётся выжить.
|