Часто бывало, что погружаясь в сон, меня уносило круговоротом бешеной вертушки нескончаемый поток времени, и отключаясь в сознании, я засыпала крепким непробудным сном. Ритуал с цикличной закономерностью обязывающий повторяться непрерывно, этой ночью не сработал.
Мерзкое чувство прикосновения к щеке чего-то холодного разбудило меня именно в момент, когда я заснула. Открыв глаза, я убедилась, что лежу в абсолютной темноте и стала ощущать напряженную работу мозга: казалось, в нем с сумасшедшей быстротой вертелись какие-то колеса, которые готовили для меня невероятные ощущения испытываемые от дотоле неведомых воспоминаний. Перед самым моим носом вспыхнули светящиеся фосфорическим светом два больших глаза, и я вновь ощутила холод подле щеки. Послышалось странное царапанье, ни в коем случае не принадлежавшее зверю, и шепот неизвестного голоса.
Всегда задавалась вопросом, почему в ненужные моменты в голове прокручивается кадры воспоминаний из абсолютно неуместной песни, или эпизода неинтересного фильма? Осознав то что я живой человек, имеющий физические ощущения, желание получить ответ на вопрос «где я?» разбилось о стену бесполезной картинки, рисуемой воображением из услышанной когда-то мимолетом истории:
«…наконец он вошел в пещеру. Непостижимым образом в ней было совсем светло. Нежная изморозь на своде, тяжесть летящих сверху капель, создавала гул разбиваясь о известковые сталагмиты. Красота каменных цветов, сверкающий зернистым блеском, волшебная игра горящих граней кварцевых и аметистовых стен, зачаровавшая тишина заставила его остановиться, и ощутить всем своим существом – это здесь. Он пришел.
Он шарил взглядом, пытаясь отыскать то, ради чего пустился в столь дальний и неверный путь. Вмиг подкатила жажда. Подставив ладони к летящим каплям, немочь терпеть медленность наполнения в руках воды росла. Тогда зачерпнув воды из белого сталагмита, он задел на дне какие-то круглые камешки. Вытащив их, он рассмотрел янтарно-желтые зернышки пещерного жемчуга. Он разжал пальцы, и жемчужины без звука нырнули в известковое молоко. Упав на колени, он напился, припав губами к шершавому кубку, и, пошел далее, осматривая все закоулки пещеры.
Наконец увидел.
Посреди зала, сооруженного подземными неопрятными королями, стояла Чаша…»
Отгоняя серость возникшего воображения, привыкшие к яркому свету глаза, открыли передо мной небогатый на описание пейзаж. Сырость бледного песка, омываемого шумным и довольно затхлым приливом, яркость светящегося солнцем неба, и полный признак одиночества. Море заволновалось, а на гребешках волн вспыхивали и гасли отблески уходящего солнца. Беспорядочным движением спрыгивали они по скалам и уходили в пучину. Последний из отблесков, не окончив свой обрядный танец по морским просторам, озарил свои светом появившуюся неоткуда лодку. Она приближалась будто в глубокой нерешительности: иногда останавливалась, поворачивала нос обратно к морю, а то вдруг чуть не скачками шла к берегу для того, что бы опять вдруг бессильно закачаться.
- Скверная лодка, скверная… – голосом опытного моряка прозвучала вертевшаяся в моей голове фраза. Неожиданность озвученной собственной мысли, подкрашена загадочностью невесть откуда взявшегося голоса, ввела в транс, способность соображать пропала, и будто поддаваясь чужой воле, я в голове закончила фразу, и обернула голову в ту сторону, откуда должна была прозвучать та самая фраза в том самом исполнении:
- скверна потому, что именно в таких лодках прибывают плохие вести или что-нибудь вроде людей с последним издыханием, а то и вовсе без них.
Вблизи стоял силуэт, с вполне разборчивым человеческим профилем и стройной осанкой, сложно было определить, но в тот миг, силуэт, напомнил мне одну массивную тень из толпы, состоявшей как из людей, так и из животных. Глаза воспринимали человека, мозг улавливал дух зверя. Блеснул свет фосфорных глаз, повеяло холодом. Из суденышка показалась голова, с накинутым колпаковым капюшоном перламутрового цвета, короткий курносый нос, пучковые маленькие глаза, и забавный с поднятыми уголками рот. Дико тараща глаза во все стороны, голова поднималась, и я смогла увидеть уже всего человечка, чуть выше карликового роста. В одной руке капюшонник держал перо, в другой оборванный клочок тетрадного листа в клеточку. Не прекращая таращиться, хозяин лодки направил глаза прямиков на меня, и округлив их и без того вдвое, принялся лихорадочно исписывать лист. До того неподвижный силуэт подле меня спокойно наблюдавший действие, бессмысленно хмыкнул и перешагнув спокойно пятиметровое расстояние одним шагом, ухватился за мое плече. Во рту пробило непреодолимое желание жажды, боль в плече возродила желание мгновенно исчезнуть из этого места, а недавнее воспоминание истории, игравшей в воображении ненужным кадром, четко отбило команду «Чаша».
И вот опять цикличность бешеной вертушки, ощутимый холод на щеке, звук, уже понятный как скольжение пера по бумаге, и шепот голоса, умело озвучивающий мои мысли, все это дружно подхватывало сознание, и ощущение сырого песка неопределимо ускользало из-под ладоней.
«…Затаив дыхание он приблизился к ней. Чаша была велика. Грубо вылепленный из глины сосуд, обрамленный цветами, покосился на своем пьедестале. Через край, тонкой плотной струйкой стекала серебристая жидкость. Он долго смотрел на эту струйку, судорожно сглатывая подошедший к горлу комок злости и переполняющей радости.
Он осторожно поднялся к Чаше и взглянул на нее. За пьедесталом, образовавшись из вытекавшей жидкости ручеек, плавно уходил вдаль пещеры, разветвляясь на сотни маленьких ручейка. Не покосись Чаша, так бы еще долго он не оказался здесь.
Он наклонился ниже. В непроницаемой глубине тяжелой, как кипящий битум, жидкость жило движение. Лениво поднимаясь со дна Чаши пузырьки, лопались на поверхность, на миг, создавая небольшое впечатление звездного салюта. Всмотревшись в один из пузырьков, с тяжестью приближавшийся к поверхности, заполняя своим объемом почти всю Чашу…»
Боль в плече заставила будто бы вынырнуть из подсознания. Осмотревшись, глаза уловили светлое мерцание аметистовых и кварцевых стен, гул томно падающих капель, заставляющих содрогаться спокойствие застоявшейся воды. Боль в плече не отпускала, как и не отпускала сама причина – рука силуэта. Шепот исходивший от силуэта неразборчивым эхом заставлял напрягать слух. Неподалеку краем глаза я уловила капюшонника, не прекращающего скользить пером по листку. Непонятный звук, подобный нечто среднему между кашлем и чихом вывел с транса. Около небольшого сосуда сидел мальчишка, с ног до головы мокрый, с живостью оглядываясь по сторонам. Его суета резко прекратилась, и взгляд точно направился ко мне.
-Ты же только что отражалась в капле! – эхом пронеслась фраза со стороны мальчишки.
От неожиданности меня охватил испуг. Негатив исходивший от мальчика завораживал. «Исчезни» в миг пронесло в голове звонким о отчетливым тоном. Спохватившись, я поняла что мысль не задержалась в голове, а устами силуэта превознеслась во всеуслышание, я уловила как он медленно отпустив мое плече направился в мальчику. Предположив что тень поглотит того, и испугавшись за мальчишку, я кинулась к нему, и ухватилась за его руку, преграждая путь силуэту. Шепот прекратился. Капюшонник перестал писать. Детский мелкий, и в тоже время ехидный смех прорезал тишину. Обернувшись я столкнулась лицом к лицу с мальчишкой. Крепко зажмуренные глаза в порыве смеха, сморщенный почти впавший нос, тонкие искривленные в улыбке губы и небольшой формы горб на спине, развеяли туманность мальчишеского силуэта. В висках сдавило, к горлу подошел комок страха. Отпустив руку уродца, я попятилась назад. Не пройдя и пары шагов, его лицу искривилось в ужасе, всем станом он двинулся на меня, и застыл, едва не вскрикнув. Меня остановило что-то холодное и твердое. Медленно обернувшись, я обнаружила наклонившуюся Чашу, обрамленную красивыми каменными цветами, изнутри которой исходило мягкое приятное мерцание. Я приподнялась на носочках и заглянула в Чашу. Она не была полна, но та маленькая ниточка струйки, которая вытекала из нее, казалось абсолютно не опустошала ее. Всматриваясь в глубь, я видела много пузырьков, с движущимися внутри картинками, одни поднимались быстро устремлено к поверхности, другие же с причудливой медлительностью. Доходя до поверхности, они лопались, образую причудливый фейерверк. Не знаю много ли времени я вот так провела, разглядывая забавное явление, но мое внимание привлекло легкое прикосновение к руки. Оглянувшись, я заметила листок подле себя, тот самый тетрадный клочок бумаги, на котором беспрестанно кропил капюшонник.
Невесомость листка пропала, как только я прикоснулась к нему. Скользя по строчкам, все новой и новой, они будто бы прибавлялись с каждым прочтением, казалось на клочке бумаги, уместилась целая книга.
« Сон это мальчишка, безотказно принимая образ того, кого желает видеть спящий. Но мальчишка капризный. Он принимает облик мучающего кошмара, блаженного спокойствия, или же неодолимого «ничто». Так, три хранителя Чаши с пыльцой сна, бродят по уголкам сознания, капризно играя во снах. И беда, если никто не сможет восстановить равновесие в покосившейся Чаше, и прекратить поток неконтролируемого сна, пыльцой проложивший дорожку стражам в мир человеческих грез»
Капюшонник, силуэт и уродец выжидающе смотрели на меня. Не понимая ничего из прочитанного, я вопросительно покосилась на старца в колпачном уборе. Роли распределились, предназначение Чаши стало ясно. Не понимала лишь одного. Если эти трое – стражи Чаши сна, и проблема наклонившейся Чаши дает им возможность попадать в сны, кто я?
Казалось я простояла не одну пару часов, вот так думая, рассматривая стражей, и продолжая недоумевать. С одной стороны мне казалось все это выдуманным сном, несвязной цепочкой бреда, находясь в полудреме отдыхающего мозга, но ощущения были слишком яркие и реальные. Ноги отекли от недвижимости. Желая чуть размять их я принялась обходить вокруг Чашу. Мое внимание привлек небольшой предмет правильной формы, ловко подогнанный под пьедестал Чаши. Присмотревшись, я поняла, что именно эта невинная малая вещь заставляет Чашу стоять не ровно. Присев на корточки, обхватив руками прямоугольник, я напряглась и вытащила его из неуместного для него пристанища. Всплеск, столь короткий и звонкий, прозвучавший на все помещение выкинул из сосуда брызг фейерверка. Струя прекратила стекать, образованная ею речка погасла мгновенно. Звук неоткуда взявшегося ветра обратил внимание на стражей. Неподвижные до этого, они медленно направлялись к друг другу. Осветляясь дивным мягким светом, их движение превращалось в общее сливание. Казалось, прошло много времени, пока три существа не превратились в одни круглый шар, нависший над Чашей. Медленно опустившись к ее горловине, шар окутал всю Чашу теплым светом.
Мне сразу стало как-то по хорошему тепло и радостно. Удобно умостившись у подножья пьедестала, обняв руками колени, я улыбнулась своему отражению в воде, взбудораженной упавшей каплей, и погрузилась в сон.
Мерзкое чувство прикосновения к щеке чего-то холодного разбудило меня именно в момент, когда я заснула. Открыв глаза, я увидела пушистою зеленоглазую мордочку. Вопросительно мурлыкнув, кошка лизнула меня е раз, и убедившись что я проснулась, недовольно завиляв хвостиком, ворча мяукая направилась в сторону кухни. Ощущение прерванного сна не было, я скорее ощущала какую-то маленькую победу, будто я совершила что-то настолько глобальное, что даже говорить об этом было мелко.
|