Орден для внука
|
Старик Евсеев сидел с внуком Владом, на берегу речки и ворчал – Студент, вымахал под два черенка лопаты, институт заканчиваешь, а к нам три года носа не казал. И сегодня, к обеду появился, а к вечеру в бега! Сенца бы подкосили, дровец порубили, крылечко починили, в баньке попарились, за жизнь поговорили, к чему торопыжничать? – Надо дед! Надо! Проблем выше крыши. За нас не дергайся, житуха в масть, правда бывает и кидалово, но выкручиваемся, не зря с детства учили, – хочешь жить, умей вертеться. Старик сорвал одуванчик, тоскливо посмотрел на цветок, на небо, затем, усмехаясь, на полуразрушенное село в котором жил, остановил свой взгляд на тугих, налитых как алое яблоко щеках внука. – Вертеться, опять вертеться, ну, сколько можно, не на войне же! Что не говори Владик, а раньше я знал, пошто живу, за что кручусь. Как бы власть не ругали, а смысел в жизни оставался. Родной смысел, по сердцу. Ты думаешь, я партейный, или в коммунизьму верил? Нет, Владик. Я веровал в то, что живем правильно, по совести, и умираем так же. Мы нужны стране, и она нам. А как воевали! Как бились! Жизни своей не жалели за каждый овраг за всякую кочку, потому как знали – страна наша ни беспамятная. И мёртвому поклониться. Старик взмахнул одуванчиком как шашкой, выругался, поправил правую штанину брюк, из-под которой выглядывал протез. – А сейчас чего творится. Прихватизировала эту землю кучка бандюганов, со всем тем, что мы отвоевали на ней, отстроили, да возвели, и на нас не глядя, похохатывая, промеж себя и поделили, присвоили… И никого не спросили, не живых, не мертвых. Словно мы в стране своей чужие, рабы, бессловесные. Дожилися. Я слышал в городе даже место под могилку покупать надо. Это что же, получается, воюй за нее, за землицу за свою кровную, а коли убьют, так еще и яму в этой самой, родненькой, выкупи, что бы в канаве воронью в утеху не валяться? – Эх! Дед, дед! Не продвинутый ты. Орденов, да медалей в атаках нащипал – не унести. Если взвесить, то в твоих железках килограммов окажется больше чем в тебе. А толку - то, от них. Лежат, ржавеют. А ты все ворчишь, да ругаешься, все войну вспоминаешь, а жить-то надо сегодня, а на, что? На твою трехгрошовую пенсию? Продал бы грамм несколько из стоящих побрякушек, и жил бы по - человечески. Избушку отстроил, отопление провел паровое, протез прикупил новенький. Твой - то совсем не гнется. Дед, оглянись, за двором третье тысячелетие, а ты с топором не расстаешься, как неандерталец. Вот и «смысел» тебе под старость, вот и награда, ценнее не придумаешь. – Ты, чего несешь! Сам-то соображаешь, что болтаешь. Старик сердито отшвырнул одуванчик. – Совсем ополоумел, в своем институте. Тебя чему там обучают, наукам или тому, как орденами торговать? – Да причем твои цацки, дед. Пойми, сейчас житуха наизнанку. За все что имеешь, - за все надо платить. Даже за корки, то есть за диплом, за науку. Сколько заплатишь, на столько и выучат. – А ежель денег нет? – Ищи, тряси предков… – Кого сотрясать, могилки? – Да причем тут могилы, ты прямо на них зациклился. Я про родителей говорю. – Так какие же они предки, они живые. Да и сотрясать зачем? – Чтоб денег дали на учебу, на шмотье, на все остальное. – А что, нельзя по-людски попросить? – Ну, дед. Ты точно из мезозоя. Кто ж тебе даст, кому ты нужен. Сейчас вся страна в попрошайках, как в оспе. Просят все, а получают единицы, только те, кто правильно трясти может, то есть добиваться любым путем. Дошел? – Куда? – Да, никуда, а до чего. Ну, дед. С тобою тяжко. Живешь в России, а по-русски, не въезжаешь. – А куда я должен ехать? – Никуда. Да, кстати о транспортных проблемах, отбывать скоро, а я тебе главного не сказал. Короче дед, я по делу приехал. У тебя орден Ленина живой? – Как живой? Железный. – Я в смысле, не посеял, не потерял, и крестик этот ржавенький, который ты с фашистского офицера снял? – А тебе-то зачем? Этот офицер, между прочим, меня убить собирался. Понимаешь, убить! А ежели б он одолел, ни твоей матушки, ни тебя, Вадик, не было бы! Не одного бы он меня погубил, понимаешь! Я с ним в болоте за твою жизнь больше часа врукопашную… На морозе, под нами лед таял до тины от крови. Зубами меня фашист, что волчара на клочья рвал. Здоровущий, ох и здоровенный попался, потому и крест опосля снял я с него, чтобы помнить, долго помнить, с каким зверьем воевать пришлось. А ты, крестик, ржавенький… – Ладно, дед, не дуйся. Клиент есть классный, хорошие бабки кидает. Вот я о тебе и подумал. Пенсия смешная, избенка рушится, да и мне поможешь в ликбез доходить. – Куда? Ты же закончил школу… – Ликбезами сейчас институты зовут, какая разница. – А бабка тут, с какого боку, она, что отдала тебе ордена? – Да бабка Настя ни-при-чём! – Разозлился внук: бабки – это значит, деньги хорошие за твой раритет дают. И за крест не обидят, в моде они сегодня, хоть и фашистские. – Так я же не продаю. – Не ты, а я. – А ты-то здесь…откуда? Орден-то мой! – А я внук твой, внук, должен, я о тебе заботиться?! – Выходит, ты награды мои приехал торговать. – Не все, не все дед, некоторые. – А если не соглашусь? Не отдам! – Дед, мы с тобой не на войне, да и возрастные категории разные. Кстати, ты хорошо плаваешь? Речка-то ваша, вон какая глубокая… Не война сегодня дед, и времена иные. Твою героическую погибель во имя железного дедушки, не поймут, впрочем, и не узнают, спишут на старость, да инвалидность. Внук поднял с земли камушек и швырнул в реку. Затем достал сигареты, закурил. Дед, изумленно глядя, то на вытянувшегося под два метра внука, то на обмелевшую речку, негодуя сопел, но помалкивал. – Ладно, дед, не кривись, я пошутил. Ничего ты не понял, хоть и родней числишься. Я доброе дело хочу сделать, сориентировать тебя. Эти медалюшки годами лежат мертвым капиталом, никакого дохода не приносят. Сегодня в России другие награды, а такими, уже и не одаривают. Твои ордена это раритет, и хорошо, что есть идиоты, которые готовы за этот хлам платить большие деньги. Радуйся! Я тебе классного клиента подогнал по-родственному, ни дешевку какую-то. Думай! А пока пошли купаться, а то я, вспотел твое счастье тебе втолковывать. Дед, кряхтя, опираясь на жесткие кусты полыни, с трудом поднялся, отряхнулся. – Ты окунись, действительно, что-то палит нынче, разозлилось солнышко. Позагорай, обсохни. А я домой побреду, посмотрю, что тебе из хлама отложить получше. – А ты-то, откуда им настоящую стоимость знаешь? Давай, вместе оценим. Я уж не первый год на этом рынке кантуюсь, кто меня обует – трех дней не проживет. – Окунись, остудись, никуда от тебя твоя обувка не денется. Пока внук купался, Матвей Данилович приковылял домой. Он взял лопату и в саду выкопал неглубокую яму. Затем принес из дома китель с наградами и деревянную шкатулку. Мундир тщательно обернул в несколько слоев целлофана и уложил в старенький чемоданчик. Подозвав жену Анастасию, и придерживаясь за ее руку, встал на колени, аккуратно спрятал чемоданчик в яме, и стал горстями засыпать. Руки тряслись, плечи подрагивали – дед плакал. – Ну вот, мать, считай, что сегодня меня убили. Долго в меня осколки с войны метили. Долго. Нашли, догнали. – Чего мелешь старый, чего… Матвей Данилович, надрывно вздохнул, ухватился за руку жены, поднялся, вытер мокрые щеки землянистыми руками, перекрестился. – Чтобы не случилось, Настенька, достанешь китель, как только я помру окончательно, по-человечески. В нем меня и похоронишь. А внуку скажем, что медали да ордена украли, тем более врать нам, нисколько не придется. – Это, как это нисколько? Сами, своими руками закопали. Удивленно спросила испуганная жена. – Украли, Настенька, уворовали, так же, как и страну нашу, за которую мы бились, и ордена эти получали. Молодость нашу… Украли, всё украли! И внуков наших… И это правда! Свои же и стащили! Баба Настя хотела возразить, но, увидев бескровное отрешенное лицо мужа, всхлипнула и безмолвно покорно прижалась к его плечу. Потом дед достал из шкатулки черный фашистский крест, плюнул на него, усмехнулся, вытер об штанину сзади и протянул жене. – Отдадим внуку, когда придет, он его заслужил, сегодня… |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Александр Амусин | нравится 0 Дата: 15:10:2011 |