Мороз стоял. Зима, позабывши про Дедушку, уже давно убежала вперед. А тот все топтался на одном месте, сковав реку ледяным колпаком.
На третью неделю от начала морозов начало рыбное сообщество мерзнуть да причитать. Тогда почтенной думой решено было зажечь в речных обитателях огонь патриотизма или на худой конец искру мудрости, дабы оных обогреть и денег казенных не истратить. К делу большой государственной важности привлечено было влиятельное издание «По течению». Редактор его, Сазан Илистый, долго глядел заплывшими жирком глазками на приказ почтенной думы но, так ничего и не сообразив, поступил как полагалось всякой уважающей себя большой рыбе. А именно: покусал проплывавшего мимо подчиненного и, перепоручив тому дело государственной важности, был таков.
Подчиненный, к слову сказать, был рыбкой маленькой. Мелькал среди друзей-журналистов неприметным пятнышком, ума большого не держал, талантами не блистал. Однажды с ним познакомившись, имя его в редакции благополучно забыли. Однако ж рыбешкой он был исполнительной и ответственной. Получив от почтеннейшего Сазана Илистого задание государственной важности, немедля приступил к исполнению. Давно уже он прослышал, что живет где-то в их водах Пискарь, который славится своею мудростью. (Ей-богу, так и величают его все рыбы – премудрый!) К нему-то он свой путь и направил.
Плыл он долго ли, коротко ли, но добрался наконец до чуть приметного пригорка. Видит, среди песка что-то блестит. Присмотрелся (и точно!), глазки серенькие. Но до того поблекшие, словно с песком слиться хотят и тем самым незаметнее быть. «Приплыл!» - радостно вздохнул Подчиненный. Ума он был небольшого и совсем бы растерялся, не зная как с этаким мудрецом разговор то начать, если б не приходилось ему прежде с начальством беседовать. С тем к Пискарю и сунулся: «Милостивый государь, премного извиняюсь, что смел отвлечь Вас по скромному своему делу. Не были бы Вы так любезны, что уделили недостойному несколько минут Вашего драгоценного времени?» Молчит Пискарь, виду не подает. Вот тогда-то не на шутку испугался Подчиненный. А что коли и вовсе мудрец с ним, низким рыбом, беседовать не пожелает? Что же Сазану Илистому тогда отвечать? Но Подчиненный был исполнительный, потому устроился поудобнее супротив норы и стал ждать. Через малое время послышался шум. Глядит подчиненный, а мудрец никак чувств лишился. Лежит, вывалившись из норы, ни жив ни мертв. Засуетился журналист, взялся было Пискаря в чувство студеной водицей приводить. Казалось бы, где ж воде быть, как не в речке? Ан в пискаревом логове и ее то не сыскалось. Пришлось Подчиненному до ближайшего ключа сплавать, водицы чистой принести. Лежит облагодетельствованный Пискарь, глаза на своего спасителя выпучил, плавником со страху пошевелить не может, ждет, замерев, своей смерти. А журналист рад-радёхонек, что интервьюируемый в своем сознании и памяти остался.
Минута-другая прошла. Видит Пискарь, что никто на его жизнь не посягает. Схватил ее, постылую, и боком, боком - да и назад в нору. Тут уж и журналист, осмелев, снова к мудрецу обращается: «Достопочтеннейший Пискарь, прислан я к Вашей светлости по делу государственной важности, дабы безграничной мудростью Вашей зажечь сердца речных жителей. И хоть ведаю, что чести этакой не достоин, прошу, не обессудьте, молвите на мои пустые речи свое мудрое слово….» Услыхал Пискарь, как его величают, да до такой степени возгордился, что даже холодная кровь его заиграла. «Задавай - говорит, - свои вопросы». Да вдруг как завопит: «Стой! К норе не подплывай!» Делать нечего, пришлось журналисту вдалеке от норы оставаться. Припомнил он хорошенько свое ремесло да решил, что начать полагается с поздравлений и вопросов о погоде.
- Достопочтеннейший Пискарь, позвольте поздравить Вас с праздником, который, я уверен, останется в памяти потомков. Ровно сто лет назад Ваша несравненная маменька озарила наши воды светом мудрости, привнеся в Вашем лице искру Божию.
Пискарь довольно сглотнул и даже вовсе перестал дрожать, однако продолжал настороженно следить за тем, чтобы журналист оставался на расстоянии семи-восьми плавников от норы.
- А что же, Ваше… как Вы изволите судить о нынешнем морозце?
- Холодно.
- И то верно, - подумал про себя журналист.
- А не имеете ли суждений, когда зиме конец придет?
- Да как же не знать? Когда лед с речки сойдет, тогда и зима пойдет на попятную.
Восхитившись истинной мудростью Пискаря, подчиненный приступил непосредственно к делу государственной важности.
- А не считаете ли вы, что мороз поспособствует закрытию и распаду некоторых революционно-демократических кружков. Ведь какая же здравомыслящая личность в мороз будет по кружкам шататься? …
- Что это за рыба такая, революционные-демокаты? Слыхом не слыхивал.
- Да как же-с? Река от них ходуном ходит. Только тем и занимаются, что беспорядки учиняют, разброд да безверье в души сеют, истинно Вам говорю.
- А что же, и такие есть?
- Как не быть. Есть. И в пребольшом количестве.
- Батюшки-светы, откуда что взялось!
Покуда беседовал Пискарь с журналистом, брюхо его аж наполовину из норы вылезло. Вот до чего его диковинные рассказы увлекли! Спохватился Пискарь лишь тогда, когда перед ним возник старый недруг с двумя рогами, а не бык, с шестью ногами без копыт. Увидевши Рака, мудрец дал стрекача обратно в нору и больше из нее носа не казал. Напрасно прождал его до ночи бедолага-журналист.
Скоро сказка сказывается, а ещё пуще Подчиненный в типографию торопится, чтобы материал к завтрашнему нумеру «По течению» поспел. Проснулись рыбы, потянулись к свежим газетам. А в них статья на шесть с лишком страниц, где для общественного обогрева расписаны рассуждения да диалоги с премудрым Пискарем об Отечестве, партиях и теплом светлом будущем. Сообщалось также о сотом юбилее великого мудреца-пророка.
А тут еще, словно по волшебству, ледяная крышка над рекой растаяла и наступила весна.
«Вот оно как! Видать и вправду мудр Пискарь. Как только лед растаял, зима и ушла», - говорили в реке. Съела эту статью рыбная общественность, да и попалась, как на крючок. А Сазана Илистого расхвалили и к награде приставили, ибо задачу государственную он выполнил и денег казенных не истратил.
|