Когда еще учился я на Урале, бросили нас, студентов - передовую часть советской молодежи, как обычно бывало, на спасение государственного плана по сборке картофеля и капусты в богом позабытую Уральскую деревушку. Деревушка представляла собой унылую, серую местность, главными достопримечательностями которой являлись, конечно же, сельсовет, колхозное управление, сельпо и клуб,- разбавленные несколькими десятками редких скособоченных деревянных домиков с запущенными земельными участками... ... Было начало сентября. Время, скажем, не сильно располагающее к приятному времяпрепровождению в данной точке на карте. К тому же лил бесконечный мерзкий дождик. За окнами автобуса, медленно, из предосторожности, ползущего по ухабинам и рытвинам, мелькали неутешительные картины местного пейзажа...
... Когда мы, наконец - то, вытряхнулись из автобуса, то немедленно застряли по колени в рыхлой массе чавкающей грязи... Пришлось предпринять немало усилий, прежде чем добраться к ВМЖ (временному месту жительства)... Мне достался угол в домике древней, как земля, что ее взрастила, старушки, сильно смахивающей на крючконосую героиню русских народных сказок. Домик состоял из просторной горницы с одним окном и дымящей печью. Из мебели наблюдались длинный деревянный стол и сундук. Бабка спала на печи за задернутой занавесочкой. А я и трое моих друзей по несчастью, вопреки всем правилам санитарии, - на видавших виды тюфяках, благоухающих всеми мыслимыми и немыслимыми запахами крестьянского неприхотливого быта... По утрам старушка, следуя правилам гостеприимства, готовила нам обильный завтрак, состоящий из слипшихся непроваренных макарон... На ужин нас ждали, насколько я понял, жидкие щи с плавающими на поверхности, в виде крошечных лодочек, кусочками жира, которые мы обречены были хлебать деревянными ложками из большой (одной на всех) глиняной миски.
В первый день трудовых колхозных будней собрали нас на площади у сельсовета. Сюда же пришли, и пьяные, непросыхающие мужики (сомнительные работники) и вечно битые бабы. Бригадир обратился к группе студентов с вопросом, умеет ли кто - нибудь из нас обращаться с лошадью. Наше дружное молчание его несколько озадачило. И тогда бригадир остановил свой взгляд на моей скромной персоне. Я в ту пору был худощавым хиппи с длинными кудрявыми волосами цвета вороньего крыла и густой небритой щетиной. - Ты , случаем, не из цыган будешь?- Я, не желая выдавать тайну своего происхождения, поспешно кивнул.
-Принимай тогда в свое распоряжение лошадь. Будешь мешки с картошкой на склад возить. Лошадь тихая, смирная. Дорогу на склад сама покажет,- и , не обнаружив в моих глазах особого цыганского огонька и задора, добавил: - Она у конюшни запряженная стоит,с телегой.Ты только не забудь: распряги ее на ночь.-
...Я, с сомнением и опаской, направился к лошади... Но, похоже, бригадир не лукавил. Это было тщедушное низкорослое животное, своми гибаритами напоминающее скорее осла, но никак не могучее, как я себе представлял, средство для передвижения средневекового рыцаря... До сумерек возили мы с ней картошку. Лошадь, старенькая, невзрачная, своим мрачным, понурым видом вполне вписывалась в местные красоты природы... Передвигалась она медленно, не спеша... по до боли знакомой дороге, мимо реденьких домиков с покосившимися заборами и, иногда встречающихся елей и пресловутых березок, как бы нехотя , кусая пожухлую травку и засыпая на ходу... Признаться, и меня не слишком вдохновлял наш совместный вялый путь, и я, что греха таить, время от времени бросался в дрему, несмотря на беспрестанно моросящий мелкий дождик... Случалось, по прибытию, к месту назначения, меня будили... Если же я просыпался раньше лошади, то подбадривал ее ленивым возгласом: - Ну!-... ... К концу нашего общего трудового дня я настолько сроднился с лошадью, настолько изучил ее покладистую, вполне предсказуемую натуру, что уже чувствовал себя рядом с ней свободно и уверенно, как заправский возница. Поэтому, распрягая ее в конюшне на ночь, ну, никак не ожидал подвоха... Однако, моя лошадка, лишь почуяв свободу, рванула с места с такой резвостью, на которую только была способна... Через мгновенье я и вовсе потерял ее из виду... Что оставалось делать? Мысленно рассчитав траекторию ее движения, я ринулся следом... Неблагодарное животное стояло посреди пустынного поля и мирно жевало реденькую пожелтевшую травку...
... Я бесшумно, мелкими перебежками, дабы не спугнуть, стал приближаться к нему сзади, но упрямое существо тут же отпрянуло, вновь отдалившись от меня... Больше всего пугало, что мою глупую лошадку занесет в густой темных лесок, где, как поговаривали, водятся волки... Полночи гоняясь за нею, застрявая в рыхлой скользкой земле, под непрекращающимся гадким дождиком... я выбился из сил... - А, будь что будет,- решил, с позором покидая место сражения... Старушкин домик находился далековато от поля битвы, и мне, грязному, обессиленному пришла в голову идея остаток ночи провести в конюшне. Что я и сделал, забравшись в сухое мягкое сено с тоскливой мыслью о предстоящем дне, не сулящем мне ничего хорошего... ...До утра мне снились кошмары... Страшные картины менялись одна за другой:
... Моя лошадка, убегая, оказалась в темном лесу, кишащем стаями голодных волков... Вот - вот, они накинуться на несчастное животное... ... Я стою на площади у позорного столба. Меня окружают протрезвевшие мужики и, нетронутые, по такому случаю, мужниным кулаком, бабы... Бригадир, указывая на меня пальцем , орет в толпу: - Вот он, тот, кто не оправдал нашего доверия! К тому же это вовсе не цыган, а...--Бригадир издает странные нечеловеческие звуки... От ужаса я просыпаюсь весь в холодном поту... Звуки повторяются уже на яву... Кто - то толкает меня в спину... Я, в страхе, раскрываю рот, чтобы позвать на помощь... И замечаю, наконец, мою беглянку.., мирно стоящую рядом и призывающую меня проснуться... Светает.., пора на работу...
(Для неосведомленных- лошадь, обычно, распрягают на ночь, чтобы она могла пастись на свободе).
|