От резкого сигнала подъехавшей машины сердце Веры сжалось, она быстро соскользнула с дивана, накинула на хрупкие плечи пуховый платок и, кутаясь в него, подошла к окну. Мелкая дрожь противно передавалась от сердца рукам. Она слегка отодвинула штору и посмотрела на тротуар. Олегу этого было достаточно - он махнул рукой, и машина тронулась в знакомом направлении за ближний магазин.
«До каких пор это будет продолжаться, что заставляет меня бежать к нему сломя го¬лову, бежать от своего домашнего уюта к... хищнику». Эта мысль обдала жаром все тело, но руки лихорадочно делали свое дело. Вера оделась, заглянула в комнату дочери. Та спала безмятежно. «Господи, вылитая отец», - тихий вздох не нарушил раннего утреннего покоя. Вера знала, что Катюша проснется нескоро, вчера засиделась допоздна над своей курсовой работой. Сегодня выходной, в институт не спешить. В крайнем случае, позавтракает сама.
Негромко щелкнул замок, и Вера поспешила вниз. Ее волосы, рассыпанные тяжелы¬ми волнами по плечам, грели. Она ощущала это тепло, но колючая мысль о «хищнике» забилась в уголок сознания и только бестолково билось в голове - «к нему, к нему ... потом, не сейчас, разберусь». Вера махнула рукой, будто отгоняла что-то невидимое и теперь досадное, которое мешало ей спешить туда, за ближний магазин к обманчивому теплу чужого человека. На миг перед глазами возникло отражение в зеркале: похудевшая фигура, но красивая грудь, длинные ноги и большие беспокойные глаза. Уголки губ опущены вниз - не замечала раньше... Нет-нет, выгляжу хорошо, говорят же на работе комплименты». Она быстро завернула за угол магазина. Улица была безлюдна. Красный цвет «опеля» притягивал взгляд. Олег улыбался белозубой улыбкой. Аккуратная стрижка светлых волос и черные глаза не оставляли женщин равнодушными. Они одаривали его кокетливыми улыбками. Вера это знала. Сама находилась в плену всех его мужских достоинств: и рост, и плечи, и крепкие руки, и упрямый подбородок.
Дверца мягко отскочила в сторону, запахло дорогим одеколоном. Она села на переднее сидение рядом с Олегом и будто переведя дух, расслабилась и подняла глаза, вымученно взглянув на него. Олег нахмурился, с минуту внимательно наблюдал за Вериным лицом, откинул прядь волос с ее разгоряченной пылающей щеки. «Опять ее нервы, пора что ли кончать с ней? А хороша, черт подери!» Посидели еще с минуту. Настроение его стало портиться. Он дернул рычаг, и машина рванула с места. Ехали долго по пустынным улицам, мимо витрин, в стекле которых все отражалось криво -вот машина пролетела каким-то кровавым бесформенным существом. Олег гнал, стиснутые на руле пальцы посинели. Он не любил всяких осложнений. А ведь нравится она ему, ах, влип. А Вера испугалась. «Пусть вот сейчас перевернемся, - подумала она, - и конец всем мучениям».
Машина, как вкопанная, стала перед знакомым подъездом. Олег вышел, быстро по¬дошел с другой стороны, открыл дверцу, схватил Веру за руку мертвой тяжелой хват¬кой и все также молча потянул ее за собой. Она едва успевала за его широким шагом и испугалась уже не на шутку. «Что уж так его встревожило - мой вымученный взгляд?» Она уже видела его строптивость и побаивалась. А он, перепрыгивая через ступеньки, тащил ее, хрупкую, испуганную и безмолвную, к своей двери. Звякнули об пол ключи, и он нагнулся за ними, не выпуская занемевшей руки Веры. Наконец дверь распахнулась, и он втолкнул Веру внутрь.
- Олег, ну прости меня, - Вера почему-то стала упрашивать, почти молить его, А он стоял как глыба. Затем неспешно разжал пальцы, не заметив красного обода на руке женщины.
- Опять ты... - выдавил он из себя, но не закончил. - Я не могу, не могу и не хочу видеть твои страдальческие глаза с какой-то мольбой и мукой, -он не кричал, а как-то громко шипел, что совсем не шло его облику.
- Тебе что - плохо со мной? Я что - обижал тебя, да? Я что - обижал тебя, да? Я что - заставлял тебя делать что-нибудь насильно? - он покрылся красными пятнами и все шипел, повышал голос и не переставал жестикулировать.
Вера уже ничего не слышала, как сверлом входил в больную голову голос этого человека - «тебе что плохо? тебе что плохо? плохо?» Она качнулась, уперлась в грудь Олега и стала безвольно опускаться, таща руки вниз... Олег вдруг опомнился, подхватил потерявшую сознание Веру и понес к дивану. Бережно уложил, подоткнув под го¬лову подушку, отметил про себя, как она похудела. Она продолжала лежать недвижимо. Он решал что делать - побежал к телефону, потом передумал, повернул к кухне, бросился за чашкой, отвернул кран и расплескивая воду на ковер, нагнулся над Верой, слегка обрызгивая лицо. Ее бледность стала исчезать. Вера открыла глаза, непонимающе остановила взгляд на лице Олега... и не узнала ее. А Олег стал гладить ее щеки, руки. Она молча следила за его глазами, которые всегда подкупали ее своей ласковостью. Но зачем ей они, если в них живет и злость, и надменность? Что их связывает: безудержные ласки, которые пришли спустя десятилетие после гибели мужа? или чувство крепкого мужского плеча рядом? Но нелюбовь же? Нет, не любовь! Теперь она поняла это твердо.
А Олег все гладил ее руки, приподнимал ее за плечи. Губы его шевелились, он что-то говорил-говорил. А Вера жила в себе, ее открытие после года терзаний, что этот взбалмошный себялюбец, обласканный столькими женскими сердцами, совершенно чужой ей человек.
Надо просто собравшись с силами подняться и уйти навсегда из этой холостяцкой квартиры, в которой побывала ни одна особа.
«Встать и уйти» - от принятого решения ей стало легко и спокойно. Вера вновь при¬крыла глаза и теперь только услышала его голос. Он что-то спрашивал, и до нее донес¬лось - «хочешь, переезжай ко мне жить...»
Странно то, что он этого не хотел, боялся Вериных слез. Вера улыбнулась, осторожно спустила ноги на пушистый ковер. Да, жил Олег роскошно. Был директором супермаркета. Что только не водилось у него: и икоркой баловал, и первоклассным балычком, всякими заморскими угощениями. Сам не пил, но напитки строем стояли в баре и умиляли хозяина своей пышностью. «Ох, слава богу, отошла Веруня, сейчас я живо сооружу, и мы с тобой кутнем, а? – лукаво подмигнул он и засуетился у столика. Сейчас подкатит его к ее коленям, как это и бывало (любит шик), обведет рукой - «мол, видишь, как стараюсь для тебя, ничего не жалея - цени» -и ловко плеснет в рюмки коньячку. Потом залюбуется звоном хрусталя, выпьет, откинет мизинец и возьмет тонкий ломтик белого хлеба с икрой, тщательно пережевывая откушенный кусочек. Метнет победный взгляд - «вот какой я, а?»
А Вера решила для себя главное и теперь наблюдала с удовольствием. «Не дам повториться спектаклю, эх, не дам».
- Олежка, красавец ты мой, прости дурочку Веру, бабе в сорок пять, знаешь - всякое в голову лезет, тебя только напугала. Простишь?
- Ну что ты, дорогая. Не будем помнить плохое, выпьем за хорошее и ... расслабимся, да, зайка? - он подмигнул ей, губы вытянулись трубочкой в воздушном поцелуе, а в глазах уже появился туман от предвкушения темпераментных Вериных ласк. «Ну, хороша, черт возьми. А как соблазнительна в неглиже, любую двадцатилетку заткнет за пояс... Возьму и женюсь, - шальная мысль вспыхнула и погасла. «До пятидесяти дотяну, и там поглядим. А волосы...» И он подкатил к Вере столик, безукоризненно сервированный на две персоны. Это дело Олег Борисыч знал тонко. Батистовые вышитые по углам салфетки красиво свисали по краям столика. Балычок ломтиками искрился на фарфоре, белоснежные шампиньоны горкой лежали в салатнице. Мясной салатик, будто из ресторана, уже был в перламутровых маленьких тарелочках. Коньячная бутылка стояла наготове. «Да, Вера, не мужик, а клад, а ты его по боку, подумала?» - мелькнуло и тут же исчезло сомнение.
Олег, довольный собой, театрально закатил глаза и произнес: «Верунчик, из самой из Африки для тебя выписал за твои жаркие объятия - что?! спрашивай», - и он метнулся к холодильнику в кухню.
«Помни мои щедроты, ради тебя стараюсь, любовь моя», - из холодильника показался... огромный ананас. Победный возглас - «вот он!» визгливо сорвался с губ Олега, которого просто распирало от самодовольства - «что не сделаешь для желанной женщины, се ля ви».
Вера засмеялась звонко и задиристо.
- Ай да Олег, ну прямо и к моему сюрпризу, неси его, красавца. Кутить так кутить!
Она готовилась под занавес. Что-то задумала. Олег немного удивленно поднял бровь - «интересно, что-то чересчур подруга развеселилась, будто и не падала в обморок. А румянец во всю щеку, а грудь-то ... эх! Ладно, что ей в голову взбрело - пусть говорит, главное - потом...» Он опустился на диван рядом с женщиной, откинув мизинец, протянул Вере рюмку, потянулся за своей. Глаза у обоих горели.
- Ну, душа моя, не держи на меня обиды, что тащил тебя, не люблю сцен, выбросим все глупости из головы и будем счастливы, а? - он засмеялся, осторожно ударив краем рюмку о рюмку:
- За любовь!
Отпив два глотка, аккуратно вернул хрусталь на место.
- Милая, закусим нектар, Верунька. Жизнь хороша!
Он с удовольствием подцепил вилкой прозрачный лепесток балыка и стал жевать с достоинством. Жующий рот произнес:
- Да, что за сюрприз у тебя, выкладывай.
Вера выпила все, спокойно взглянула на некогда любимого человека (или ей казалось, что любимого) и весело, громко выговаривая каждое слово, сказала:
- Олежка, а я выхожу замуж.
Давно Вера не испытывала такого чувства освобождения! Вырвалась из тюрьмы! Каково! Она сузила глаза, закинула ногу за ногу и наблюдала.
Балык еще жевался, но все медленнее и медленнее.
- Вера, один-ноль. Ну и шутка! Ну и сюрприз... Что - серьезно?
Лицо его побледнело. Он не верил ушам своим. Ущемленное самолюбие «победителя» и назревавшая обида заполняли его всего.
- Вера, а как же я? - это было так неожиданно, необдуманно произнесено, что сам того не замечая, Олег заморгал часто-часто, привстал, опять сели наконец проглотил что было во рту.
- Ты - красавец мужчина, найдешь себе утеху быстро.
- Вера, нет, ты шутишь, ты любишь меня. О каком замужестве ты говоришь? Как это? - он не мог сосредоточиться на мысли о том, что Вера могла предпочесть ему другого, да и когда?
Пока он приходил в себя, ничего не видя вокруг, Вера встала, надела туфли, медлен¬но разгладила руками слегка помятую юбку, выпрямилась и пошла в прихожую. Звякнул замок -это и привело в чувство Олега. Он рванулся с места, рюмки покачнулись и, хрустально звеня, полетели на пол, чего хозяин и не заметил. Он бежал к открытой двери, и голос его будто повис в пустом подъезде:
- Вера-а, я женюсь на тебе-е!
Но она уже шла, пританцовывая, будто выбивала чечетку по еще не проснувшейся в выходной день улице.
|