Миг
|
Он стоял на мосту. Ему было жарко. Сейчас, вот сейчас всё должно было кончиться. И эта удушающая жара, она испепеляла его изнутри, липким зноем окутывая мысли, багряным заревом застилая от него те остатки реальности, за которые вяло цеплялось его сознание. Если ещё недавно всё его существо кипело и клокотало, отчаянно искало ответы на вопросы, билось и тщетно пыталось найти выход, то сейчас его преследовало только одно навязчивое, неотступное, животное желание избавиться от зноя, прекратить эту пытку, найти прохладу. И протекавшая далеко внизу река, лениво перекатываясь, обещала без труда и окончательно решить его проблему. Мимо тащились автомобили, пытаясь поскорее убраться из города. Они казались ему тупыми, неповоротливыми животными, которые своей безропотностью и покорностью лишь усиливали ощущение безысходности. Хотя нет! Безысходности больше не было! Его организм уже без участия воли нашел выход – там внизу в речной прохладе. Почему он не уходит, не спасается в тени придорожного кафе, а стоит один здесь на мосту, изнемогая от зноя? Как и когда это началось? …Залитая солнцем комната – просторная гостиная в доме его родителей. Ослепительное в своей неудержимости весеннее утро. Пробуждение нового дня, новой, как ему тогда казалось, жизни. Опрятный юноша в белой рубашке, с аккуратным пробором и ухоженными руками кушает заботливо приготовленный завтрак. Во всех его движениях, осанке чувствуется воспитанное благородство, некий аристократизм – порода. И всё же его апломб не в силах скрыть того юношеского нетерпения, которое связано с предстоящим днем. Как прекрасно светит солнце! Как свежи и молоды весенние листья, как гармонично устроен мир! Такой же свежий и ослепительный, как этот юноша, сидящий за столом. Солнце, свет, их никогда не бывает много, как и знаний к которым он так жадно стремится! Он уверен, и эта уверенность придает ему сил, вращает весь мир – его мир накрахмаленной чистоты рубашек, вкусных и полезных завтраков, безошибочно чутких родителей, редких и дорогих книг. Словом всего того, без чего не мыслима обычная жизнь. Конечно, были ещё друзья, собака. Девушки тоже были, одна, пожалуй, даже чаще, чем другие. Почему? Потому что она преданнее прочих смотрела ему в глаза, восхищалась и тихо обожала, не требуя ничего взамен. А разве могло быть иначе. Безусловно, он достоин такого отношения. И всё-таки он внутренне иногда робел перед нею, как бы оправдывался. Глупости! Мимолетная тень скользнула по его лицу и упорхнула, слившись с тенью цветущего сада за окном. Сегодня тот день! Его день! Сегодня его труд получит надлежащую оценку. И в этом он не сомневался. Мысль об этом приятно волновала и заставляла, забывая о правилах и манерах, поспешнее обычного откусывать ломтики румяного тоста. Правила! Он всегда им следовал, он всегда находил их и если они его не устраивали, заменял своими. Логика и порядок были его религией, его богом. Именно поэтому он сегодня будет на вершине. Он получит наивысшую награду – первую премию за свой литературно-научный труд! Оглядев себя в зеркало и убедившись в безупречности пробора и сиянии улыбки, он вышел навстречу бушующему радостью и солнцем весеннему дню. «Солнца и света никогда не бывает много,» - сказал он себе и совсем по-мальчишески подпрыгнул, высоко подбрасывая ноги. Потом, как бы спохватившись, оглянулся по сторонам, и убедившись в безнаказанности своей шалости и в безупречности репутации, бодро заспешил по дорожке сада к воротам, где его уже ждала машина и услужливый шофер, заботливо открывший дверцу. Получение премии ознаменовало новый этап его жизни. Его самого переполняло новое чувство завершенности и совершенства мира. Каким-то непостижимым образом всё вокруг стало другим. Он ощущал себя Гулливером в мелкомасштабном, игрушечном окружении. Сотни раз он прокручивал в уме до мельчайших подробностей запомнившийся момент триумфа. Все оттенки интонации голоса председателя жюри, произносившего имя и фамилию победителя. Своё шествие по красной дорожке, рукопожатие самого живого классика и вот оно, то самое… Он долго не мог подобрать названия этому моменту. Казалось, что любое определение не способно с точностью передать грандиозность события и ощущений с ним связанных. Поэтому про себя именовал его «мигом». На сцене при свете софитов он впервые обратил внимание, что из-за их яркого свечения не видно зала, слышно лишь однородный звук публики, ликующий и бесформенный. Яркий свет ослеплял, однако ему начало казаться, что это он ослепляет окружающий зал и заполняет собою всё его пространство. Сразу стало тесно и душно. А свет всё нарастал, как-будто требуя чего-то, подчиняя своей воле, заставляя публику неистово рукоплескать победителю. Спустившись обратно на своё место, он впервые ощутил лёгкий укол разочарования. Как-будто его предали, ведь в полутьме зала, сидя рядом с другими людьми он перестал источать свет, у него отобрали эту власть. Ему невольно захотелось опять туда, к свету. Со временем это ощущение приходило всё чаще. Позднее он стал бояться, что ему больше не придется побывать в этом ослепляющем, неистово ярком «миге», ощутить всю мощь власти света. Он гнал эти мысли прочь, пытаясь сосредоточиться на работе, учёбе, привычном круге своих занятий. Временами это удавалось, но всё чаще в похвалах друзей ему стали чудиться снисходительные нотки. И уже кто-то другой выставлял свои работы на конкурс, увлекая новизной и блеском идеи. Его творчество было парализовано, вытеснено одной мыслью, одним желанием, страхом, что «миг» больше не повторится. Этот страх добротно и со вкусом обосновался в его сознании. Он стал бояться, что кто-то другой, не он, окажется в центре этого света. Значит, света не должно быть вовсе. Пусть он не сможет им насладиться, но и другой будет лишен возможности украсть у него ослепительный миг. Он стал избегать света. Яркость раздражала его, становилась невыносимой. Мало по малу он замкнулся, позволяя лишь немногим проникать в удушливое однообразие его жизни. Однажды он прогнал и её. Она принесла ему новые книги, пытаясь угодить, выбрала лучшие, не заметив – о, ужас! – что автор одной из них удостоен какой-то литературной награды. Она привыкла к вспышкам его негодования, искренне считая его гением, всё прощала. Уходя, с надеждой, которую может давать лишь безысходность, сказала: «Пиши снова!». И ушла, как будто оборвалась последняя связь с тем прошлым миром. Потом он заболел. Простуда посреди лета. Однако ему казалось, что это ослепляющий свет жжет его изнутри. И вот он пошел искать спасения от его власти. В воздухе пахло грозой. Свинцовые тучи уже заслонили горизонт, но река всё ещё продолжала отражать жгучие солнечные лучи. Сейчас, сейчас всё кончится! Одна из машин остановилась. Из неё показался мальчик и, желая посмотреть на реку, живо подбежал к перилам моста. С непосредственностью ребенка, которому весь мир ещё улыбается, обратился к неизвестному, стоящему у края перил: «Сейчас пойдет дождь! И мы будем смотреть как небесная река прольется на нашу!» И совсем уже невпопад добавил: «Недавно я шел по улице, а рядом шел дождь.» Небо нехотя подарило несколько крупных капель, а потом неожиданно щедро стало выливать потоки воды, без разбору одаривая прохладой и свежестью, самозабвенно и неистово. Он понял, ему пришло озарение, что не обязательно прыгать с моста в реку, если вода сама может излиться на тебя безмерными потоками. …Ему пришли первые строки нового романа: Я вчера шел по улице, а рядом шел дождь… |
||
| Категория: Рассказы | Автор: Оксана Шутенко | нравится 0 Дата: 18:03:2012 |